— В такой можно задохнуться!

Хотя картина шокировала и смущала Колина, он не мог оторвать взгляд от происходившего на экране.

— Колин! Эй, Колин!

— Что?

— Что ты думаешь?

— О чем?

— О ее вымени?

На экране мужчина и женщина бежали вверх по пляжу к зеленой лужайке. Ее груди подпрыгивали и раскачивались.

— Колин? Ты что, онемел?

— Почему мы должны говорить об этом?

— Это развлечет вас. Сюда не доносится ни одного звука, и мы не слышим, как они говорят об этом.

Пара легла на траву, и мужчина вновь начал ласкать ее грудь.

— Тебе нравятся ее сосочки?

— Черт! Рой!

— Нравятся?

— Наверно.

— Наверно?

— Ну хорошо. Они симпатичные.

— Любому парню понравились бы такие сосочки.

Колин промолчал.

— Может быть, гомику не понравилось бы, — бросил Рой.

— Мне они нравятся, — тихо ответил Колин.

— А что тебе нравится?

— Ты забыл, о чем мы говорим?

— Я хочу, чтобы ты произнес это.

— Я уже сказал. Мне нравится.

— Что тебе нравится? — настаивал Рой. На экране — вздувшиеся соски.

— Что с тобой? — спросил Колин.

— Со мной? Ничего.

— Ты придурок, Рой.

— Ты единственный, кто боится это произнести.

— Что произнести?

— Как ты это назовешь?

— Черт!

— Как ты это назовешь!

— Ну хорошо, хорошо. Я заставлю тебя заткнуться, я назову это.

— Называй.

— Мне нравится ее вымя, — произнес Колин. — Вот. Доволен теперь?

— Назови теперь другим словом.

— М-м-м.

— Другим.

— Ты отвяжешься от меня или нет?

На экране — груди, влажные от слюны. Рой взял руку Колина в свою и сжал ее.

— Другим словом.

— Ты назови. Ты ведь знаешь все слова.

— Ты тоже должен их знать.

— Что за удовольствие произносить всякую грязь.

— Маленький Колин боится, что мамочка услышит его и заставит вымыть рот с мылом.

— Не говори глупости, — ответил Колин, стараясь сохранить свое достоинство.

— Хорошо, если ты не боишься мамочки, назови другим словом. Посмотри на экран и скажи мне, что ты видишь.

Колин нервно прокашлялся.

— Ладно... мне нравится ее грудь!

— Грудь? Черт, Колин. Грудь у курицы.

— У женщины ее тоже так называют.

— Доктора, может быть.

— Все.

Рой сжал руку Колина сильнее.

— Черт побери, пошли! Ты делаешь мне больно.

Он попытался высвободиться, но не смог. Рой был достаточно силен.

Лицо Роя было плохо освещено, но то, что Колину было видно, неприятно поразило его. Глаза Роя были расширены, пронзительны и лихорадочно возбуждены. Колину показалось, что они излучают жар. Губы были сложены в презрительную ухмылку. Необычный, какой-то неуловимый зловещий блеск его глаз, его настойчивость подсказывали Колину, что этот внешне ничего не значащий разговор имеет огромное значение для Роя. Он не дразнил Колина — он бросал ему вызов. Это был поединок характеров, и его результат, хотя Колин и не догадывался как, может повлиять на будущее их взаимоотношений. Он также чувствовал, хотя не понимал почему, что, если он не выиграет его, он будет сожалеть об этом всем своим сердцем.

Рой сильнее сжал его руку.

— А-а-а. Черт! Оставь меня в покое.

— Назови это другим словом.

— Зачем?

— Назови это другим словом.

— Рой, ты делаешь мне больно.

— Назови это другим словом, и я отпущу тебя.

— Я думал, ты мой друг.

— Я твой лучший друг.

— Если бы ты был моим другом, ты бы не делал мне больно, — произнес Колин, стиснув зубы.

— Если бы ты был моим другом, ты бы произнес это. Что тебе стоит сделать это?

— А что стоит тебе отпустить меня, если я не скажу?

— Мне показалось, ты говорил, что я могу доверять тебе, что ты сделаешь все, чего бы я ни пожелал, как и должен поступать настоящий друг. А сейчас ты не хочешь даже говорить со мной об этом вонючем фильме.

— Хорошо, хорошо, — сказал Колин. И даже почувствовал себя немного виноватым, потому что Рой просил его о совсем небольшой вещи.

— Скажи «сиськи».

— Сиськи, — процедил Колин.

— Скажи «сосочки».

— Сосочки.

— Скажи «вымя».

— Вымя.

— Скажи «мне нравятся ее сиськи».

— Мне нравятся ее сиськи.

— И что, было так трудно? — Рой наконец выпустил его. Колин растирал руку.

— Эй, — крикнул Рой, — а не хотел бы ты носить ее сиськи на ушах вместо меховых наушничков?

— Грубо.

Рой засмеялся:

— Спасибо.

— Похоже, у тебя шумит в голове.

— Не хнычь. Я пошутил. О! Посмотри на экран!

Мужчина снял с женщины купальные трусики и стал ласкать ее зад, который был нестерпимо белым по сравнению с ее загорелой спиной и ногами, таким белым, что казался двумя округлыми половинками светлого ореха, окруженного мягкой коричневой скорлупой.

— Я бы съел десять фунтов этой задницы на завтрак, — бросил Рой.

Мужчина на экране был тоже совсем голый. Он вытянулся на спине, и она оседлала его.

— Они не покажут самого интересного. Они не покажут, как он втыкает.

Камера показала подпрыгивающие груди и красивое лицо женщины, охваченное притворным экстазом.

— У тебя встает?

— Что?

— Это тебя возбуждает?

— Ты дурак, Рой!

— Ты и этого слова боишься?

— Я не боюсь никаких слов.

— Тогда скажи.

— Черт!

— Скажи.