— Ложь! — гневно промолвил Нератов. — Сейчас вы говорите мне совершенную ложь. Я не желаю слушать подобные гадости.

— Я говорю совершенную правду, — спокойно произнес Гундоров. — У помещика Есипова, который содержал в своем имении домашний театр, из актрис было составлено некое подобие борделя для гостей. И твоя Настя была в нем самой молодой и самой порочной.

— Вы все врете, врете! — вскричал Дмитрий, но в его голосе уже не было прежней решительности.

— Она была еще подростком, но выделывала такое, — старик зацокал языком, искоса поглядывая на смятенного внука. — В общем, я получил очень большое удовольствие…

Дмитрий застонал, словно от зубной боли и, закрыв пылающее лицо руками, бросился из комнат. Старик с удовлетворением посмотрел ему вслед и подошел к окну. Зима кончалась, и посерелый снег с каждым днем все более и более уступал места черным пятнам земли и жухлой прошлогодней траве.

Дмитрия было очень жалко. Однако то, что он сейчас проделал с собственным внуком, было сродни действиям хирургического оператора, вырезавшего пораженное болезнью место, чтобы больной мог жить дальше. Так он искренне считал.

Больно? Да. Но если этого не сделать, дальше будет еще хуже, и итог окажется весьма и весьма печальным.

— Это твой последний ход, petit demon, — прошептал Гундоров, глядя в окно невидящим взглядом. — Готовься, следующий — за мной…

Человек многоопытный удачлив во многом. Ему хорошо везде, будь то надменный Петербург, унылая Пенза или барская Москва. В Первопрестольной русскому человеку, пожалуй, будет лучше всего. Любая его задумка или даже блажь найдет в Москве исполнителя, который сделает все в лучшем виде. Надобно вам, господин хороший, квартирку подыскать, так только скажите, где предпочитаете обитать — на Тверской, Большой Дмитровке или Пречистенке? Не худые улицы Арбат и Моховая, и Петровка вплоть до Кузнечного моста, и Чистопрудный бульвар, и Большая Никитская, где дома опять же с антресолями и бельэтажем, только beletage, сами понимаете, будет стоить дороже. А что делать, ежели люди с деньгами предпочитают вторые, парадные этажи и сразу говорят, дескать, первый этаж и мансарду не предлагать.

А может, желаете домик в месте спокойном и уютном? Тогда вам в Немецкую слободу, где ныне селиться модно и — словечко новое, однако отражает — престижно. Домики чистые, опрятные, при каждом садик ухоженный, ну чисто Эдем! И тишина, не то что в Замоскворечье, где зимой не протолкнуться, как на Тверском бульваре в Троицын день. А все потому, что еще до Рождества съехались сюда, в Замоскворечье, помещики из соседних и дальних губерний, где их ожидают собственные неприхотливые деревянные дома и домишки с широким двором, яблоневым и вишневым садом, давно заросшим травой и крапивой.

Зачем, спросите вы?

Так заведено: на зиму — в Первопрестольную. Дабы по четвергам тешить свое тщеславие в Благородном собрании, где жеманные фрейлины с императорскими вензелями, полные генералы в крестах, их сиятельства с тысячами душ крепостных и щеголи и щеголихи в умопомрачительных нарядах из самого Парижа. Но главное, для чего приезжали российские дворяне в Москву, так это чтобы завязать хоть какие-то знакомства и выдать наконец замуж своих дочерей: Лизанька входит в возраст, а там и Параше надобно подыскивать жениха… Только вот где их найти, коли в Москве никаких знакомств не имеется?

Ах так, вам, то бишь вашей дочери, надобен жених? Или вашему сынку нужна подходящая невеста? Так бы стразу и сказали. В Москве все возможно. Имеется для этого испытанное средство: свахи. Они знают все: фамилии и лета женихов и невест, описи приданого и выдвигаемые родителями условия брака и даже характеры молодых людей, в брачный возраст вступивших. Свахи обо всем договорятся. За определенную мзду. Есть и такие, что промышляют сватовством по зову души и сердца. Всякие случаются в жизни пристрастия: кто-то заводит дюжину комнатных собачек, кто-то коллекционирует древние фолианты, кто-то любит вечерами вышивать бисером, иные же и дня не могут прожить, чтобы не высечь на конюшне до полусмерти кого-нибудь из своей дворни, не за провинность даже, а так, для острастки. А кто-то видит себя соединителем молодых людей. Что ж поделаешь, коли нравится им сие занятие! К таковым принадлежала графиня Наталия Михайловна Загряжская, бывшая фрейлина императрицы Екатерины Великой, вдовица со стажем и одного примерно возраста с князем Гундоровым. Графиня была вхожа во все московские дома, знала всех, и все знали ее. К ней-то и направился Александр Андреевич.

Наталия Михайловна пила в столовой чай, когда ей доложили, что пришел Гундоров.

— Ну так зовите его сюда, — сказала горничной графиня и велела принести еще один прибор.

Она благосклонно кивнула князю, когда он вошел, и протянула для поцелуя сухонькую ладошку.

— Присаживайтесь, князь. Попейте со мной чаю. Или, может, велеть принести вам кофею?

— Нет, благодарю вас. Я выпью чаю, — ответил Гундоров.

— Вы прекрасно выглядите, — заметила графиня князю, когда он сделал несколько глотков. — Время щадит вас.

— Да и вас, графиня, не берут годы, — деликатно произнес Александр Андреевич, заставив себя с удовольствием взглянуть в желтоватое лицо Загряжской, испещренное частой сеточкой морщин. — Да-а, — откинулся он на спинку кресел. — Время, может, и щадит нас, да вот не щадят обстоятельства.

— Какие такие обстоятельства? — бросила быстрый взгляд на князя Наталия Михайловна.

— Поскольку дружба наша, графиня, весьма старая и насчитывает уже полвека…

— Пятьдесят два года, — поправила его Загряжская.

— Тем более. Буду с вами совершенно откровенен. — Гундоров вздохнул, и лицо его помрачнело. — Мой внук…

— Что ваш внук? — подалась вперед Наталия Михайловна.

— Мой внук… влюбился, — закончил Александр Андреевич.

— Фу, ты, господи, — приняла прежнее положение графиня. — Вы меня напугали. Я уж было подумала, что он стрелялся на дуэли или проигрался в карты.

— Если бы, — сокрушенно покачал головой Гундоров. — Для молодого человека нашего круга это было бы вполне нормально.

— Влюбиться для молодого человека тоже вполне нормально, — заметила Наталия Михайловна.

— Было бы нормальным, ежели бы не объект приложения его чувств.

— А что такое?

— Он предложил руку и сердце актриске из Петровского театра, — уныло произнес Гундоров.

— Да что вы говорите? — звякнула чашечкой о блюдце Наталия Михайловна.

— Именно так, — трагически посмотрел на нее князь. — Причем актриска эта давно уже не девица и поведения самого разнузданного.

— Да, это действительно несчастье, — резюмировала графиня.

— Вот почему я пришел к вам, — Гундоров посмотрел на Загряжскую своими круглыми глазками, — просить вашей помощи.