– Анна! – крикнула бабуля девушке, что сидела с ней за столом. – Иди и ударь этого мерзавца, и можешь считать, что в этом месяце ты мне ничего не должна.

Девушка испуганно стала оглядываться по сторонам, словно ища защиты. Евгений видел, как в ней шла борьба между страхом и деньгами, и, судя по тому, что она начала подниматься со стула, деньги, как всегда, победили.

Видя, что официанты медлят, видимо, не знают, как воевать с женщинами, а капитан и вовсе не торопится на помощь, Женька решил вмешаться. Но, заметив это, Аделия, что сидела рядом, остановила его, а сама направилась на казнь иностранца. «Ну хоть одна адекватная женщина», – подумал Евгений, но, как оказалось, ошибся.

– Разрешите, – протиснулась та между усатой старухой и юбиляршей и, подойдя поближе, тонкой женской туфелькой ударила Джону в пах. – Это тебе за пять тысяч евро, – произнесла она непонятные Женьке слова, и он явственно осознал, что пора вмешаться.

– Дамы, прошу вас, – медлить уже было нельзя, Джон потерял всю свою спесь и только скулил. Женька не понимал, как исправлять ситуацию, не пострадав теперь самому. Три воинствующие женщины, объединившиеся в команду, это сила. Иностранец стонал, скорчившись над полом, и уже даже не звал капитана, видимо смирившись с судьбой.

– Вы что творите, прекратите, пожалуйста. Мадам, присядьте за стол, – обратился он к юбилярше, – а вы, в вашем возрасте, как не стыдно бить беспомощного иностранца, – обратился он к усатой старушке. – Ну а вы, Аделия, вам тем более к дочке надо, а не заниматься избиением мужчин. У вас там, я так понимаю, огромные проблемы, и она сама не справится со своими тараканами.

И только ему показалось, что он отбил Джона, как пьяная Катька, встав на стул, громко икая, закричала призывно:

– Иностранец, говоришь, да какая разница, все вы сволочи одинаковые.

Такого предательства от компаньонки он, конечно, не ожидал. Остальные дамы оживились от такого понятного всем призыва, словно только и ждали предводителя данного мероприятия, и пошли бить мужчин, причем сейчас уже всех без разбора. Досталось даже одинокому любителю интернета за соседним столом, который, в принципе, ничего никому не был должен. Но даже он получил шампанским в лицо от милой пухлой девушки Аннушки, сопровождающей бабульку с усами. Возможно, она все же еще надеялась на списание долга и потому сделала что могла.

Отходя и прикрывая Джона, одновременно разнимая дерущихся женщин, майор ФСБ, оперативник особого отдела подумал: раз все так началось паршиво, операция точно псу под хвост и должности начальника отдела ему не видать как своих ушей.

– Я прошу вас, – говорил капитан твердо, – в письменном виде мне сообщить, что вы, – он обвел странную компанию пальцем, – не имеете претензий ни к кому, а драку считаете недоразумением. И только тогда вечер продолжится, иначе нам придется остановиться в ближайшем населенном пункте и вызывать полицию для оформления протокола. Особенно это необходимо сделать вам, – он показал в сторону юбилярши, у которой, видимо, день рождения не удался, потому что она поливала свои сбитые костяшки пальцев водкой и оттого, как происходила дезинфекция ран, сильно кричала: «Ой-ой-ой!», – и вам, – он теперь разговаривал с Джоном. – Мне международного скандала только не хватало.

Джон уже не улыбался, а молча махнул головой.

– Ну что? – еще раз спросил капитан. – Ищем порт, где мы сможем пришвартоваться, и идем разбираться в полицию или все-таки плывем?

– Плывем.

– Да, ладно.

– Все понятно, – неуверенно разнеслось по залу, и, пока несколько потрепанные участники массовой драки брали у официантов листы бумаги и ручки для написания важного заявления, Аврора выскочила на палубу. Она одна из немногих, кто не участвовал во всеобщем помешательстве, и потому решила, что ее заявление, в принципе, не важно.

Да, Ава однозначно думала, что это было помешательство, иными словами то, что происходило там, в кают-компании, назвать нельзя. Но все же главным разочарованием вечера был Джон Тейлор. И дело даже не в том, что в парике или без него он ее не узнал, дело было в том, что он был не таким, каким она представляла его, когда они переписывались. Там, в Сети, он был смелым и благородным. Да, у него были трудности, но он не просил ни помощи, ни денег, Аврора их сама ему дала. Он цитировал Гете и читал Левитанского, он так мило рассуждал о жизни и восторженно о женщинах. Когда он рассказывал о своей матери, что растила его одна в маленькой квартирке, почти на чердаке, в Бруклине, самом населенном районе Нью-Йорка, то его слова становились настолько пропитанными любовью, что Аврора это чувствовала через экран. Все это очень не сочеталось с каким-то непониманием, когда его хамское отношение к женщинам вдруг не понравилось окружающим. Аврора, в отличие от других, не кинулась бить бедолагу, она внимательно вглядывалась в его лицо, что когда-то казалось ей красивым, и ужасалась. Все, включая мимику, жесты, редкие восклицания и слова, были искренним, он не понимал, что не так, а впоследствии, когда разъяренные женщины стали его пинать, к палитре на его лице добавилась брезгливость.

От этого казавшееся раньше красивым лицо становилось омерзительным, и Аврора уже не понимала, как она могла так влюбиться в этого человека. Тот Джон, который переписывался с ней в интернете, не мог так себя вести.

Сначала Аврора очень расстроилась, когда мама назвала за столом ее настоящее имя, ведь они договаривались не делать этого, но мама была, как всегда, в своем репертуаре и запоминала только то, что считала нужным. Позже Аврора простила ее, видя, что ни на имя, ни на лицо тот, о ком она так много думала, не отреагировал, словно это было для него пустым местом.

Хотя оставался один момент, возможно, он правда под наблюдением и своей и нашей разведки, поэтому не показывает вида, стараясь не подставить ее. Но эта мысль никак не укладывалась в голове Авроры, слишком он был убедителен в своей роли. «Но ведь он разведчик», – вновь шептал внутренний голос, не желая поверить в реальность.

Очень захотелось закурить. Аврора делала это крайне редко, втайне от мамы, в случаях, когда было жалко себя до тошноты. Когда жалость была сравнима с катастрофой, которая уже случилась, и ничего поделать нельзя. Сейчас же было именно такое ощущение в душе.

В детстве Аврора была уверена, что она особенная, что для нее жизнь приготовила какой-то личный праздник, все потому, что она – это она. Аврора любила останавливаться посреди улицы и в этот момент оглядываться вокруг. Вот люди спешат, бегут куда-то, но ей казалось, что они лишь массовка для ее личного фильма. Вон тот парень с шариками был вписан в сценарий ее жизни для того, чтобы она улыбнулась красным сердцам в огромном количестве. Мороженщик для того, чтобы маленькая Аврора, подождав, когда лакомство немного подтает, закатывала глаза от феерии вкуса. Она даже не представляла, что у всех этих людей такая же жизнь, как у нее, ей казалось, что они просто переставали существовать, когда покидали ее орбиту. Ведь этот мир создан исключительно для Авроры.