различать дорогу, которая белела у него под ногами. Звон колокольчиков слышался теперь отчетливее, и время от времени доносилось блеяние заблудившейся в тумане овцы.

Он увидел башмаки и конец посоха Тонио прежде, чем его лицо. Тонио стоял обессиленный, прислонившись к скале. Увидев Орасио, он бросил посох.

— А ну-ка, дай тебя обнять! — он крепко прижал Орасио к груди. — Ну, как ты? Похоже, что военная служба пошла тебе на пользу…

Это было первой радостью, которую Орасио испытал за день. Из всей семьи Валадареса ему нравился один лишь Тонио. Они провели вместе детство и первые юношеские годы. Разлучаясь летом, когда Орасио пас стада в горах, они, как только овцы возвращались на зиму, постоянно были вместе, росли и трудились, выполняя тысячу работ, которые Валадарес всегда находил и дома и на своих участках для сыновей и юноши-батрака. Иногда Орасио был для Тонио ближе, чем родной брат. Дважды он просил у отца прибавки для своего друга, но безуспешно…

— Я знал, что ты вернулся, но не думал, что так быстро окажешься здесь… Ты что, разве не женишься? — спросил Тонио.

Орасио неопределенно пожал плечами. И тут Тонио подумал, что ему будет труднее, чем казалось вначале, сказать Орасио то, что ему поручено.

На ближнем склоне зазвенел одинокий колокольчик.

— Вот ведь где ее носит! — проворчал Тонио, стараясь отвлечься от неприятных мыслей. — Скот у меня разбегается… А тут еще туман…

То и дело мимо них проходила какая-нибудь овца; она проплывала в тумане, как в подводном пейзаже, и ее белая шерсть словно растворялась, превращаясь в туман. Размахивая посохом, Тонио пытался направить овцу к проходу между двумя утесами. Но уже через три шага она пропадала в клубах тумана. Рядом с ними виднелась морда Лохматого; у него как будто не было туловища — казалось, в воздухе висит только большая голова сторожевого пса.

— Скажи, как тебе там жилось?

— Вначале приходилось трудно, а потом привык, что ж поделаешь! — Орасио невесело улыбнулся.

— Ты должен мне рассказать все подробно. Когда я вспоминаю, что, не похлопочи за меня викарий, и мне пришлось бы идти в армию, даже дрожь берет!

Туман, гонимый свежим ветром, начал рассеиваться. Над их головами снова послышался грохот. Орасио тревожно посмотрел на небо:

— Боюсь, пока доберемся со скотом до Наве, вымокнем…

— Похоже на то, — согласился Тонио. — Лучше переждем грозу здесь, в хижине.

Теперь туман вокруг них поднялся кверху; среди скал появились спокойно пасущиеся овцы. Тонио позвал их:

— Чиа, чиа, старушки!

Овцы приблизились к нему, а тех, что не слушались, он подогнал камнями. Лохматый, огромный горный пес, и Пилот — они уже успели обнюхать друг друга — затрусили позади последних овец, чтобы те не отставали от стада.

Проход между двумя утесами, казалось, был прорублен сказочной рукой и вел к гробнице некоего божества. Он служил естественными воротами в котловину, где зарождалась Зезере. Через эти ворота и проходили овцы, подгоняемые камнями и палками. Тонио пересчитывал их.

— Четырех не хватает, но, может, они уже там, внутри…

В котловине туман, зажатый скалами, поднимался медленнее. Но уже виднелась земля, покрытая зеленой травой, которую поедало стадо; внизу зигзагами бежала река.

Тонио еще раз пересчитал овец и успокоился: все налицо. Потом свернул цигарку и предложил Орасио табак и бумагу. Этот момент показался ему подходящим, чтобы начать разговор, но он удержался. Может быть, удобнее потом, когда они присядут. Надо подойти издалека; Орасио смышленый парень, так сразу начинать не следует.

Неподалеку стояли хижины, которые некогда соорудили пастухи. Эти домики, не намного выше собачьей конуры, были сложены из камня и примыкали к скале. Входили в них, согнувшись, через узкие и низкие дверки, передвигаться внутри можно было только на четвереньках. Тонио подвел Орасио к одному из этих убежищ, и они уселись у входа.

Туман постепенно рассеивался, открывая суровую впадину — колыбель Зезере. Начали вырисовываться очертания этой огромной чащи. Казалось, с тех пор, как существует мир, туманы впервые покинули долину. Справа и слева обнажились каменные глыбы, которые напоминали бастионы, выстроившиеся в гордой величественной торжественности. Гигантская стена, прорезанная складками, быстро вырастала из поднимающегося тумана. Он еще окутывал вершины, и создавалось впечатление, что стена бесконечно тянется ввысь. Немного спустя, освободившись от облаков, она разделилась натрое, и молния осветила три мрачных фантастических пика. Тут же грянул гром. Пилот поднял морду и сердито залаял, мешая Орасио, который, по просьбе Тонио, рассказывал о своей жизни в армии…

Громадная котловина открылась теперь во всем своем величии; таким мог представляться храм горных духов. Она начиналась от гигантских нагромождений камня и заканчивалась горой Кантаро-Магро — напоминавшей силуэт древнего замка, — над которой сверкали грозные зарницы. Казалось, природа хотела защитить таинственный исток Зезере, заперев его, как в крепости. Река здесь представляла собой зыбкую, узкую ленту воды — местами чуть расширяющуюся, местами почти невидимую, — которая ниспадала по промоине, образовавшейся среди камней. При вспышках молнии неровности на склонах напоминали остатки окаменелого леса. Бесчисленные плиты самых разнообразных форм, сплющенные, отшлифованные, прилепившиеся одна к другой, походили на книги гигантов, вделанные в гору, темные и изъеденные временем.

То и дело раздавались раскаты грома. Буря приближалась, и небо все больше темнело, как будто в полдень наступала ночь. Издалека прилетел орел. Медленно взмахивая крыльями, он опустился на вершину Кантаро-Разо. Взлетел и вскоре оказался неподалеку от Тонко и Орасио. Они следили за птицей, пока она не исчезла в углублении скалы. Туда же стали слетаться и другие орлы, спасаясь от непогоды.

Над вершинами Кантаро появились и поползли в котловину большие тяжелые тучи. Вспыхнула молния, снова грянул гром. Другая бешеная молния ударила совсем близко. Вокруг слышался тонкий, резкий стон камня, он как бы реял в воздухе, приводя все в трепет. Орасио и Тонио забрались в хижину. Им показалось, что эта вспышка ослепила их, что свет молнии проник в глаза, пронзив зрачки раскаленными кинжалами. Тут же над ними раздался взрыв невиданной силы, потрясший оцепеневшую землю. И вслед за этим в воздухе разнесся пронзительный человеческий крик, который заглушил далекое эхо грома. Орасио обхватил голову руками, опасаясь, как бы не обрушились камни хижины. Пилот, подняв морду к небу, залаял, потом, испугавшись, замолк. Новые вспышки разрезали темноту, и снова разнесся этот крик бессильного отчаяния, жуткий вопль, который исходил, казалось, из скалы и замирал в страшных ущельях… Орасио осторожно поднял веки. Стихло небо, замер крик, наступила немая тишина. Орасио и Тонио прислушались. Ничего… Они выбрались из хижины на площадку. Осмотрелись по сторонам. Все было спокойно.