Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина Васильевна причитала, поминая энтузиазм народных масс и заботу Партии и Правительства. Не то что теперь.
Вдруг она просветлела лицом:
– У меня же ж ключи есть от квартиры! От Теминой-то! Пойдем – посмотрим, все ли там в порядке.
– А от почтового ящика ключи есть? – насторожилась я.
– И от почтового. Но я туда давно не заглядываю. Тема автоматом платит за квартиру, с карточки.
Первым делом мы спустились к почтовым ящикам. Так и есть – куча извещений из суда.
Нина Васильевна помрачнела.
– Старая дура, – сказала, – пойдем квартиру смотреть.
Мы поднялись. Нина Васильевна открыла дверь.
Квартира была тиха, но не производила впечатления заброшенного жилища.
– Вы здесь бываете? – спросила я.
– Да нет, зачем мне? Воду Тема попросил отключить на всякий случай. Тогда и заходила – года два назад.
Славик прошел на кухню. Позвал.
На столе стояли две чашки с недопитым чаем.
Мы со Славиком вопросительно уставились на Нину Васильевну.
– Не помню, – сказала она растерянно.
Но было понятно: в квартире кто-то распивал чаи не три года назад – гораздо позже. За три-то года чай испарился бы из чашек, повинуясь сезонной жаре и центральному отоплению.
Не знаю, сколько времени мы рассматривали жидкость в чашках. И было ли это криминалом? Но когда в квартиру кто-то вошел – мы, переглянувшись испуганно, однозначно почувствовали себя застигнутыми врасплох на месте преступления.
А уж когда увидели форму полицейского – ноги подкосились. Думаю, у всех. За полицейским маячил человек в штатском.
– Та-а-ак, – сказал полицейский, – предъявляем документики, граждане. Почему мы находимся в чужой квартире?
Повисла тишина. Напряженная, как политическая обстановка на Ближнем Востоке.
– Почему в чужой? – первой нашлась Нина Васильевна. – Не чужая она мне, квартира. У меня от нее ключи. Хозяином доверенные.
– Да, – радостно поддакнула я. – Представьтесь, пожалуйста. По уставу, как положено.
– Удостоверение покажите, – мрачно сказал Славик.
Все-таки лучшая оборона – это всегда нападение. Но тут главное – не пережать.
Гражданин в штатском буравил нас своими близко посаженными глазками. Наклонившись к уху полицейского, прошептал:
– Говорю же – подозрительные личности ходят.
Полицейский показал нам свое удостоверение. Ну как показал – помахал издалека, в руки не дал.
– У меня только права с собой, – пролепетала я.
Но Славик не собирался сдаваться:
– А вы кто? – строго спросил того, кто был в гражданском.
– Сосед.
– Какой такой сосед?! – взвилась Нина Васильевна. – Я тут сто лет живу, всех знаю. Из какой квартиры?
– Не играет значение, – пророкотал полицейский, – документы предъявляем. Вы находитесь в чужой квартире группой лиц. А это уже статья за незаконное проникновение в чужое жилище.
Вот только статьи нам и не хватало – до полного счастья.
Я решила не усугублять. И подобострастно заглянула в глаза стражу порядка:
– Мы сейчас все вам объясним…
Я уже открыла было рот врать про помощника адвоката, но вовремя опомнилась. Лапшу на уши стражам порядка лучше не вешать – чревато.
И тут окончательно пришел в себя и воспрял Славик. Все-таки хорошо, что я его с собой взяла. При мужике как-то надежнее.
– Мы-то тут на законных основаниях находимся, нам ключи от квартиры доверены, – въедливо заговорил Славик, – а вот вы сюда по какому такому поводу явились? А? – и подозрительным взглядом посмотрел на полицейского.
– Мне сигнализировали! – сообщил полицейский.
Но голос его не был тверд.
– А какое ваше отделение полиции? – продолжал допытываться Славик.
– Сорок пятое, – доложил полицейский.
– Какого муниципального округа? – прищурился Славик.
Полицейский замялся всего на секунды. Но этого было достаточно. Мы со Славиком переглянулись.
– Вопросы здесь буду задавать я! – рявкнул полицейский.
Но было уже поздно. Нина Васильевна подошла вплотную к соседу:
– Так из какой вы квартиры будете? Вы что ли сигнализировали?
Атмосфера накалялась. Этого нельзя было допустить. Никогда не понимала этой страстишки, часто описываемой в детективах: говорить в глаза убийце, что он разоблачен. Зачем загонять человека в угол и ставить в безвыходное положение? Это совершенно лишнее. В данном случае.
– Надеюсь, недоразумение исчерпано? – мягко спросила я. – Мы по-соседски зашли, проверить – не течет ли где-нибудь вода. Сейчас закроем квартиру и уйдем.
– А то, знаете, – полицейский явно обрадовался моему маневру, – участились случаи взлома квартир…
– Да, да, мы понимаем…
И только «сосед» недовольно сопел. Из чего я сделала вывод, что что-то пошло не так, как задумывалось.
Когда мы покидали квартиру, я многозначительно посмотрела на Славика. Он кивнул.
Я долго успокаивала Нину Васильевну. Даже валокордина пришлось накапать. Наконец мне удалось ее убедить: теперь недвижимость Тимофея в безопасности. Правда, еще предстояло ему дозвониться и сообщить об этом. Но – казалось – это уже детали.
Славик позвонил мне через три часа. Я все это время в полном опупении сидела в кафе недалеко от дома, где находилась квартира, в которой нас чуть было не пришила квартирная мафия. В том, что это была она, – я не сомневалась.
Все это время я пила вино – моя мечта напиться вечером осуществилась гораздо раньше и при отягчающих обстоятельствах. К тому же я все время дозванивалась Ирке по секретному телефону. По моим подсчетам, она должна была уже прийти в себя после операции. Но трубку никто не брал. И я волновалась еще и за Ирку. Хотя – что значит операция на морде по сравнению с прямым столкновением с мафией?! Сущая ерунда нестоящая.
Итак, за мной следят. Можно даже сказать, отслеживают. Вчера вот покопались в моей машине, сегодня застали в квартире, которую собираются присвоить. А ведь мы со Славиком плутали! Сбивали недругов со следа! Но все безуспешно. У мафии длинные руки. И они нас настигли!
Это еще хорошо, что я взяла «на дело» Славика! А то – как бы мы выглядели с Ниной Васильевной – две беззащитные женщины – в схватке с мафиозными приспешниками? То, что мафия задействовала полицейского, – меня нисколько не удивило. Это ее отличительное свойство – сращивание с коррумпированными слугами закона. Но зачем он пришел в квартиру Тимофея? Что хотел этим продемонстрировать? Напугать хотел? Просто напугать? Или здесь был еще какой-то хитроумный умысел?