Дрисс провел расследование. Он знал, что я уже была замужем. Он не сказал мне об этом ни слова, но ждал полгода, прежде чем меня сорвать. Он дал мне время вволю помечтать о его голосе, его руках и его запахе. Он дал мне спокойно созреть во время долгих гранатово-красных сиест.

Мы виделись несколько раз на светских вечеринках, но никогда не касались друг друга, не обмениваясь более чем одним взглядом или прохладным приветствием издалека. Ни единого лишнего слова, ни одного неуместного жеста, в том числе со стороны тетушки Сельмы. Позднее я поняла, что это был танец змей. Ни Дрисс, ни Сельма не смотрели друг другу в глаза, но оба знали, что жертва будет. Он меня хотел. Она сторожила вход в мое тело, как священная кобра, — тело, которое не давало мне покоя, но которое я так мало знала, а она хотела с выгодой продать его, чтобы обеспечить своей племяннице спокойную жизнь богатой женщины.

Я разочаровала ее, и никогда больше она не приходила ко мне на помощь, чтобы залечить женские раны. Я знаю также, что она стала меня презирать. Я поняла ее много лет спустя, когда никто больше не думал о том, чтобы просить прощения, и уж тем более о собственных слезах.

В те времена я была далеко. В любви и сентиментальности. Я кусала губы, чтобы они покраснели, и напевала египетские песенки, чтобы не показывать мое смущение, когда сообщали о предстоящем приходе Дрисса. Ведь каждый раз он предупреждал тетю о своем визите посыльным. Посыльный обычно приходил около девяти утра с двумя тяжелыми корзинами фруктов и овощей. Я всегда находила там пакет суока,[31]хну, гранатовые шкурки и пузырек туши. К вечеру, когда Дрисс уезжал в город на деловые встречи, наевшись таджина и бриуэтг,[32]тетя разводила в воде свою хну, от дурманящего запаха которой у меня раскалывалась голова.

Она щебетала в просторном дворе с прилетевшими из теплых краев ласточками, которые стремились утолить жажду из незнакомых источников. Птицы возвращались к самцам и гнездам. Она мылась, делала себе массаж и эпиляцию, украшала себя узорами из хны, мягко говоря гривуазными, например на левой груди, умащалась сухими духами и потом уходила одна, в странном настроении, в свою затененную комнату, полную сундуков и засиженных мухами зеркал, не спрашивая меня, не чувствую ли я себя одиноко. Позднее я узнала, что у нее был любовник, который никому не показывался. Джинн из другого мира. Это меня озадачило, но я признавала за ней право быть свободной и никогда не хотела узнать об этом больше. Я хотела только, чтобы она была счастлива.

* * *

Дрисс усадил меня в гостиной, угостил клубникой, подарил букет васильков. Потом наполнил ванну, отнес меня туда на руках и, не раздевая, усадил в воду, благоухающую флердоранжем. По дому порхал Шопен; воротничок сорочки Дрисса был расстегнут, и я увидела черные жесткие волосы.

Разув меня, он стал ласкать пальцы ног и подошву. Кровь застыла у меня в жилах. Его дыхание обожгло мне шею, жар пробежал по бедрам. Груди мои налились, соски натянули мокрую ткань, прилипшую к коже так, что я была еще обнаженнее под его взглядом. Он надавливал на них, покусывал, и они увеличились вдвое под его зубами. Я дрожала, испуганная, как птица, подхваченная торнадо, матка стонала от вожделения, живот сводило от ужаса. Что он со мной сделает? Зачем я сюда пришла?

Дрисс раздевал меня медленно, бережно, как очищают зеленый миндаль от нежной кожицы. В пару ванной комнаты я едва различала его черты. Только глаза его сверлили насквозь, проникая в мое сердце и мою вагину, как повелители моей судьбы. Я подумала, что я шлюха. Но я знала, что на самом деле это не так. Или я такая шлюха, как языческие богини в Имчуке, свободные и роковые, совершенно безумные.

Он намылил мне спину и поясницу, покрыл пеной пах. Мое потайное местечко было пока укрыто, но ловкие пальцы уже проскользнули под трусы и раскрыли мой клитор, твердый, как горошина, а потом нажали на него нежно и осторожно. Я застонала, пытаясь стянуть трусы, но Дрисс помешал мне. Он перевернул меня, взял за бедра, так что я выгнула спину. Ну вот, подумала я. Ты его игрушка. Его вещь. Теперь он может вырвать у тебя язык, растерзать твое сердце или посадить тебя на трон королевства Саба.

Избавив меня от трусов, он прижался щекой к ягодицам, раздвинул пальцами лепестки и провел там кончиком носа. Я словно расплавилась… Потом он взял флакон на одной из этажерок, выдавил каплю масла и надушил мне анус, долго массируя его, пока я не забыла о всех своих страхах. По мере того как мои мышцы расслаблялись, движения его умелых пальцев становились все более точными. Я не знала, что он хочет со мной сделать, но хотела, чтобы он сделал это.

Чтобы он никогда не прекращал сводящее с ума круговое движение, которое открывало меня так, что влагалище радостно сочилось длинными прозрачными потеками.

Он собрал мою смазку и нанес ее на мои ягодицы, а потом вонзил в них зубы. Никогда укус не бывал мне так сладок. Я услышал, как чрево мое смеется, плачет, а потом закипает. Я умоляла: «Перестань… Перестань…», думая об одном — чтобы Дрисс не останавливался.

А потом он донес меня, возбужденную, истекающую соками, стонущую, до постели…

Укладывая меня, он наклонился…

Я рванула его рубашку так, что полетели пуговицы…

Прижалась губами к губам…

Еще немного, и я бы вонзила зубы в его мускулистую плоть…

А Дрисс настойчиво продолжал теребить мои груди, сосать пылающие соски, в то время как его палец не покидал вход во влагалище.

Изнемогая от нетерпения, я втянула в себя колеблющегося гостя. Задыхающаяся, глубоко смущенная, я испытала оргазм…

Но все это оказалось только прелюдией, подготовкой.

Не оставив мне ни минуты на то, чтобы перевести дыхание, он подтолкнул мои руки к гульфику и стал смотреть, как я расстегиваю его. Под гульфиком я обнаружила, не веря своим глазам, член, превосходящий по силе и размеру все члены, которые мне приходилось видеть раньше. Он был смуглым и зрелым, с шелковой кожей и массивной головкой. Я прижала к ней губы, интуитивно познавая ласку, до сих пор незнакомую мне. Дрисс не мешал, наблюдая за моим падением. Я взяла его член в рот, и при этом волшебном прикосновении мой живот опять сотрясли спазмы. Я и представить себе не могла, что это так приятно — ощущать, как мужское достоинство гуляет между губами, трется о мое нёбо, мягко задевая зубы на ходу…

На секунду подняв голову, я увидела, что Дрисс стоит с закрытыми глазами; его плоский живот наполнял меня амбровым запахом пота и кожи.

Высвободившись из моего рта, он вздернул мои ноги. Головка члена уперлась в вагину. Я подалась вперед, чтобы помочь ему войти, но тут же отпрянула, испытав ужасную, обжигающую боль. Дрисс снова пошел в атаку, попытался проникнуть в меня, бился в оказавшуюся узкой дверь, отошел и опять попытался ворваться силой. Я стонала уже не от удовольствия, а от боли, мокрая, но неспособная его впустить. Он взял мое лицо в ладони, лизнул мои губы, укусил их, смеясь: