Она и не ожидала, что работа в таком маленьком ресторане (где собирались, в основном, немолодые уже бизнесмены, бывшее партийные или комсомольские работники, большие любители поностальгировать, слушая популярные в советское время романсы и эстрадные песни) будет приносить такой хороший доход. Кроме денег ей время от времени перепадала и еда, заботливо и с любовью уложенная в контейнеры Максимом Григорьевичем, шеф-поваром ресторана, влюбленным в нее высокой отеческой любовью за ее музыкальный талант. Пакет с едой или продуктами она находила практически каждый вечер в гардеробной, в тумбочке с ее нотами и туфлями.

Возвращалась Ольга далеко за полночь, уставшая, но с туго набитым кошельком и тяжелой сумкой. Ее всегда встречала заспанная Лика.

— Как же я по тебе соскучилась! — Лика обнимала ее, терлась, как котенок щекой о ее плечо. — Старичков развлекаешь? Ну-ну. Давай-ка, я тебе помогу.

— А где Виктор?

— Дрыхнет! Пожрал, футбол посмотрел, помылся и завалился. Ни посуду за собой не помыл, ни пол в ванной не подтер, даже полотенце мокрое не мог сунуть в стиральную машину, вконец обленился твой любовничек.

— Он работу никак не найдет, переживает сильно.

— Ой, да ладно! Он — переживает? Думаю, он вообще не знает, что это такое. Ладно, я не хочу о нем. Что ты там принесла?

— Отбивные, сырые, их надо пожарить. Еще пирожные, сыр… Ух ты, смотри, Лика, Макс положил нам оливковое масло!

— Вот кого надо было поселить в своей спальне, — вздохнула Лика. — У него семья есть?

— Кажется, есть. Не может у такого мужика не быть семьи. Он хороший, добрый, талантливый, к тому же — романтик. Ведь всем этим добром он расплачивается со мной за то, что я в свободное от заказов время играю его любимые песни. А он готовит свои шедевры на кухне и слушает меня одним ухом…

— Да, классную ты себе работу нашла, Оля. Держись за это место. Когда бы мы еще так пожировали? Мне противно только, что ты этого бездельника пригрела на своей груди. Пусть проваливает! Ты что, не можешь найти себе кого побогаче, посерьезнее, поумнее?

Стыдно было признаться Лике, что после нескольких ночей, проведенных в объятиях Виктора и насытившись новизной и подзабытыми ощущениями (которые уж никак нельзя было назвать любовными переживаниями), она остыла к нему, и единственное чувство, которое удерживало ее от того, чтобы расстаться с ним, была ответственность. Как щенка подобрала, обогрела, накормила, и теперь его куда? Снова на улицу, в дождь? На верную смерть?

— Ладно, я разберусь, что с ним делать… — ответила она Лике. — Ты-то как? Учишься? Все нормально?

— У меня проблемы по физике и химии, но меня Таня Евсеева, ты знаешь ее, наша отличница, подтягивает. Я ей прически делаю, краситься учу, а она растолковывает мне все формулы, заставляет зубрить… Думаю, что я смогу. Не дура же. Просто не могу принять все то, что в учебниках написано, не верю в эти валентности и прочее… Бред какой-то!

— Вот тебе деньги, купи себе что-нибудь из одежды, платье там, джинсы, кофточку… А ближе к зиме купим тебе шубу. Обязательно. На продуктах будем экономить, я же все приношу, кроме хлеба и сахара, вот скоплю, и купим.

— Если ты будешь этого неудачника кормить, то ничего не скопишь, а если и скопишь, то ему же и отдашь. Я тебя знаю. Он разводит тебя, придумывает разные проблемы, а ты ему веришь…

Ольга, услышав это, вспыхнула:

— Лика, ты что, подслушиваешь наши разговоры?

— Нет, конечно. Случайно услышала, как он говорил о своих детях, что одному из них понадобились лекарства, что жене нечем заплатить за квартиру и все такое… Тебе-то до них какое дело? Это чужая семья, чужие проблемы, чужая жизнь, наконец!

— Сказала же — разберусь! Думаешь, мне приятно все это выслушивать?

Виктор же, когда она после душа забиралась к нему под одеяло, даже не просыпался, еще глубже зарывался в постель, как-то по щенячьи поскуливая, и затихал, мол, не тревожьте меня.

В такие минуты Ольга, с одной стороны, обижалась, что Виктор даже не чувствует ее рядом, что у него нет желания ее обнять, приласкать, расспросить, как прошел вечер, с другой — она так уставала, что единственно, чего по-настоящему хотелось, так это поспать. Вот, успокаивая себя таким образом, она и засыпала. Один от него был толк — он, как живое существо, как кот, к примеру, грел постель.

…Погруженная в воспоминания, Ольга чуть не проехала Умет, мордовское село, превращенное предприимчивыми жителями в одну, тянущуюся вдоль трассы, столовую, «столицу дорожной кухни». Великое множество кафешек с грубоватыми названиями, вырванными из лексикона дальнобойщиков или просто из самой российской трудной жизни («Кормилица», «Поляна», «Тип-топ», «Фантазия», «Уют», «Светлана», «М5», «Ням-ням», «Вдали от жен», «У сестер», «Ё-моё»), было готово накормить каждого проезжающего путешественника, водителя свежей недорогой пищей и отменными шашлыками. Один аромат жарящегося на углях мяса будоражил, вызывал аппетит.

Ольга остановила машину рядом с одним из кафе, устроилась на открытой веранде за столиком с аккуратной чистой красной скатеркой, к ней сразу же подошла миловидная женщина в белом передничке, на бейджике имя «Танечка». Румяная, полненькая, ярко накрашенная. Ольга подумала, что она, вероятно, кормит уставших дальнобойщиков не только винегретом, гуляшом и котлетами, но и любовью. Почему бы и нет?

— У вас окрошка свежая? — Вот понимала, что покупать окрошку в общепите опасно, но устоять не могла. Дома такая все равно не получается. Сладковатая, густая, необыкновенная, острая!

— У нас отличная окрошка! И сметанка к ней домашняя, деревенская. Живот не заболит, не бойтесь.

— Вас тут проверяют, хотите сказать? — усмехнулась Ольга, недоверчиво поглядывая на дверь, ведущую в кухню. — Люди поели, уехали, когда еще вернутся…

— Если отравим кого — к нам больше не придут, мы останемся без работы. Да и посетители наши — народ простой, если что — пристрелят, на фиг… Долго разбираться не станут.

Прозвучало довольно убедительно.

— Тогда еще шашлык, компот и плюшки. — Ольга проводила взглядом женщину в белой поварской куртке и марлевом колпаке на голове, скрывшуюся за дверями кухни с большим подносом горячих, распространяющих ванильный аромат, плюшек с сахарной посыпкой.

После сытного обеда, который отвлек ее на время от невеселых мыслей и воспоминаний, Ольга спросила официантку Танечку, где здесь можно выспаться. Чтобы комната была с кондиционером и чтобы мужики по соседству не шумели.

— Я сейчас покажу! Пойдемте за мной!

Она и показала на хорошо просматриваемое с террасы небольшое, красного кирпича, одноэтажное строение за соснами. Новенькая металлическая крыша зеркально отражала небо.

— Это что, гостиница такая? Больше похожа, извините, на курятник…

— Это не курятник, там раньше мастерская была, «развал, схождение», потом хозяин женился на одной литовке, и та увезла его в Литву, — шагая в сторону леса, говорила, опустив голову, Танечка.