…Но самое смешное! — в это же самое время, когда нас особист в лагере пытал-прорабатывал, — в разведотделе главного военного штаба в Чернобыле, где самые полные данные о радиационной обстановке собраны на картах, в таблицах, схемах самых важных участков… в общем, в разведотдел Оперативной группы Министерства обороны СССР заходил и брал данные кто хотел:

«Привет! Я такой-то оттуда-то. Мы там-то будем производить работы. Какие там уровни радиации?» Садился и переписывал на бумажку или в блокнот то, что его интересовало. Или копию на прозрачную бумагу-кальку с карты перерисовывал, если не ленивый… И это, кстати, и было нормально. (Пока до официальных писем-отношений с указанием — что-кому-куда-зачем — не додумались через какое-то время.)

По разведотделу такие толпы народу шлялись…

Или зачем мне, рядовому офицеру радиационной разведки, знать все? А солдатам — командирам наших экипажей? Зачем нам туда вообще заходить? Если б я за это отвечал — я б им живо обеспечил секретность! С простотой необыкновенной: в двери окошко, в нем приемщик данных — и все…

Но для этого нужно, чтоб был порядок.

А когда он есть — АЭС не взрываются…

…Человеку, который в чернобыле не был, — просто представить себе невозможно, какая там шпиономания была! Мы ж были простые люди, из народа, без всяких там допусков секретных, а «слишком много знали»…

…Из палатки-барака ленинской комнаты офицеры батальона радиационной разведки выходили, пожимая плечами, делясь сигаретами и склоняясь по очереди над огоньком в чаше ладоней друг друга…

Воздух снаружи был свеж.

Странное пришло в роту радиационной разведки пополнение-

Вернее, пополнение как пополнение: десяток мужиков, постарше и помоложе, с вещмешками, неуютной кучкой новичков столпились у наших палаток. Дело было в 20-х числах июля месяца 1986 года. Может, в начале августа.

Странной была инструкция, которая это пополнение сопровождала.

А именно: каждый день эти люди должны были получать ровно 2 рентгена.

Два (2) рентгена ровно. Каждый день.

Мы озадачились.

2 рентгена были тогда предельно допустимой дозой за день. Определено это было приказом Министра обороны Союза Советских Социалистических Республик (так нам говорили, а приказ был секретным, никто его и в глаза не видел). Если начальник допускал, что его подчиненный получал больше, начальника наказывали. Как — не скажу, не знаю: никто не допускал — по бумагам, конечно.

То есть главное — чтоб не больше. Но чтоб ровно и аккуратно — и ежедневно — каждому бойцу 2 рентгена сполна…

А во-вторых, мы просто не могли этого сделать. Не в смысле, что мы работали на уровнях слишком низких или слишком высоких, что в эти 2 рентгена не попадали. Мы просто не могли гарантировать, что экипаж привезет из разведки ровно 2, на то она и разведка. А специально следить за этим — и без того хлопот невпроворот…

Странно.

И зачем все это нужно?…

Через полчаса прояснилось (в лагере информация циркулирует быстро).

И мужики, все еще жмущиеся кучкой (не успели разойтись по взводам), получили прозвище:

ПОДОПЫТНЫЕ КРОЛИКИ.

Это были подопытные кролики. У них у всех перед завозом в зону взяли кровь на анализ. Не на простой клинический, из пальца, а на биохимический, из вены. И послали выполнять обычную работу по уборке радиоактивного мусора. И параллельно «экспонироваться» — по 2 рентгена ежедневно. А потом, всадив в них потребную науке дозу — пардон, «науке» — дозу (о, разумеется, не выше предельно допустимой здесь за все время — 25 рентген), их демобилизовали б, перед этим снова взяв биохимический анализ крови. Что-нибудь вроде «Влияние хронического облучения в количестве 2 рентген в сутки на биохимию крови мужчин». Или «острого облучения…» — смотря как смотреть.

Я живо представил себе (по своей сравнительно невинной гражданской специальности приходилось иметь дело с военными заказчиками), какое стадо сытых кормилось на этих нескольких десятках людей — к тому времени мы уже знали, что по разным частям в нашем лагере разбросали еще «кроликов»… А почему, собственно, «на нескольких десятках»? Они могли пригнать и «стадо» — стадо кроликов, раскидав их по разным лагерям — сколько их вокруг зоны? — один на одном, и все людьми кишат…

Отличительная черта хорошего эксперимента — достоверность. Достигаемая в числе прочих путей (особенно если мозгов не хватает) большим количеством экспериментального материала… Вот так.

Честно говоря, не помню, успели мы их послать на работу в зону или нет, — их быстро забрали. Собрали всех кроликов в один БСО нашего лагеря — один из батальонов специальной обработки, занимающихся дезактивацией. Проще говоря, поставляющих живую силу (за неимением соответствующей техники) для уборки радиоактивного дерьма разных форм и видов. Обычно работают бригадами — все на одном уровне, и доза всем одна: проще посылать, дозу проще контролировать. «Достоверность»…

Вот, собственно, и все.

Кроме того, пожалуй, что мы — несколько офицеров роты разведки, которые решали, кого куда ставить работать, — испытали что-то вроде облегчения: не пришлось в чем-то нехорошем поучаствовать — обошлось…

Теперь — все.

Кроме главного.

Вы, может, думаете, что перед вами рассказ, так сказать, «штука изящной словесности»?

Ни хрена подобного.

Посмотрите на название.

Интересно устроена память: фамилии многих хороших людей не помню. А этого засранца — помню.

Бо… Впрочем, хватит и буквы Б.

Лицо, внешность у него были… нет, даже не убийцы — отравителя.

Что-то в нем было такое, что заставляло это подозревать…

Я его по Пруду-охладителю — маршруту разведки Пруд-охладитель — свозил как командира экипажа, точки показал: «Запомнил?» Он кивнул с готовностью: «Так точно».

Через несколько дней выяснилось — ни хрена не запомнил, привозил все эти дни те данные, что мы в первый раз намеряли, вылезать из броника боялся, экипажем раскомандовался так, что они ему чуть морду не набили. И глуп невероятно. Одно к другому…

Турнули мы его из разведки, тут все-таки хоть минимум мозгов нужен — и водителю, и дозиметристу, и уж тем более командиру экипажа.

Не помню, работал он или нет в бригаде на АЭС, но всплыл и лавры заслужил он на АБК — административно-бытовом корпусе. Там на входах должны были сидеть дозиметристы и мерять входящих, чтоб грязь не тащили — на себе, на ногах особенно. В чернобыле обычно рядом с мало-мальски серьезными дверями стояла какая-нибудь плоская емкость с водой — от обычного сельского цинкового корыта до центнерного веса сварной бадьи из сантиметровой толщины стали, чтоб отмывать обувь, если дозиметрист не пускает…