– Никакой трагедии, – ответила Ханна, всё ещё изучающая ракушку. – Просто обычная неразбериха.

– Ты прочитала мою записку?

– Да, – кивнула Ханна, не отводя взгляда от ракушки.

– Она здесь. Она приехала. Всё так, как мы и думали.

Ханна подняла взгляд на сестру, на её лице сияла улыбка:

– Даже больше, чем мы думали. – В её тоне слышались хитрые нотки.

– Как это?

– Мэй, она была здесь! – с нескрываемым восторгом воскликнула Ханна.

– Здесь? – изумлённо переспросила Мэй.

– Да, прямо здесь! В нашей пещере! Посмотри на свой гребень! – и Ханна протянула сестре раковину со светлой прядью волос между зубцами.

От удивления Мэй приоткрыла рот.

– Разумеется, это не мои волосы, – сказала Ханна с улыбкой, граничащей с самодовольной: хотя и Ханна, и Мэй были рыжими, волосы Ханны были более глубокого ярко-красного оттенка. Мэй же шутила, что её собственные напоминают по цвету ржавые гвозди. Но эта прядь была цвета бледного огня, скорее золотая, чем красная.

– Это вполне объяснимо, – пробормотала Мэй, оглядывая пещеру в поисках других доказательств.

– То есть? – не поняла Ханна.

– Она – дочь проповедника.

– Летний проповедник? – переспросила Ханна. – В Часовне-у-моря?

– Да, наш старый добрый епископ заболел. Новый проповедник с семьёй поселился в его домике.

Мэй задумчиво наклонила голову и кивнула в сторону выхода из пещеры:

– Она, должно быть, поднялась и спустилась по скале.

Ханна пристально посмотрела на Мэй:

– Думаешь, она уже… плавает?

– Нет, мне кажется, она ещё не проявилась, – уверенно ответила Мэй.

Ханна закатила глаза:

– Ты всегда во всём так уверена. Никто не стал бы подниматься и спускаться по скале. Это небезопасно.

– А она стала. Есть же доказательство. Волосы в гребне, – напомнила Мэй. – А теперь нам пора уходить. Посмотри, отлив начинается. Она может прийти.

– Ну и что? Разве ты не хочешь встретиться с ней? – Ханна улыбнулась. – Или ты боишься, что она слишком хороша для нас?

Мэй посмотрела на Ханну. Она по-прежнему чувствовала волнение, смотря сестре в глаза: как будто видела свои собственные. Сейчас в это было трудно поверить, но ещё год назад она чувствовала себя такой одинокой.

– Нет, Ханна, мы не можем встретиться с ней. Пока не можем.

Ханна скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на сестру:

– Я не понимаю этого. Она – наша сестра, Мэй. – Ханна сделала паузу. – Она – наша семья.

– Я знаю, что тебе было одиноко. – Со стороны Мэй было довольно жёстко говорить так, и она понимала это, но не смогла сдержаться. Оставалось надеяться, что Ханна всё поймёт. – Я не могла просто взять и подойти к тебе. Я должна была подождать, чтобы ты сама проявилась.

Румянец коснулся щёк Ханны. Она села и опустила ноги в воду: они тут же начали преображаться в хвост. Она провела рукой по блестящим чешуйкам. Мэй была права, но Ханне очень не хотелось признаваться в этом, даже себе.

– Я не хочу, чтобы она была одна. Мы же сёстры. И чем ты всё это оправдываешь?

– Пойми, я не пытаюсь оправдаться. – Мэй наклонилась и мягко взяла Ханну за руку. – Это не я.

– А кто же?

– Законы Соли.

Ханна вздрогнула от этих двух, казалось бы, невинных слов. Она никогда не слышала их от Мэй, но был человек, который так говорил. Стэнниш Уитман Уилер – самый известный американский портретист и тайный возлюбленный Ханны Альбери, который когда-то был сыном моря. Правда, не очень долго. Законы Соли были жестоки: спустя какое-то время возможность переходить из мира в мир пропадала. Выбрать можно было лишь один мир. Мэй могла думать, что понимает Законы Соли, но она познала их не так болезненно, как Ханна.

Он видел во сне корабли. Это было так прекрасно. Люси хмыкнула, попытавшись представить, что снится Элдону Дрекселю. Казна? Несмотря на то, что она старалась забыть его, Люси думала о Финеасе Хинсслере всю неделю. Её бросало в жар, когда она представляла, что скажет мать, если узнает об этом. Но что могло произойти? Да ничего… Он был островитянином, «аборигеном», как, не задумываясь, определила Изабель Шуилер. И хотя Люси не была такой уж завидной невестой, она всё-таки дочь преподобного, который в обозримом будущем мог стать епископом Нью-Йорка. Но она не могла не сожалеть о том, что Финеас ни разу не обратился к ней по имени, а только мисс Сноу. Вероятно, для него она была просто очередной богатой летней леди, приехавшей провести время, порхая с приёма на приём и катаясь на яхтах. Скорее всего, он не делал различий между летними, как Изабель Шуилер не делала различий между местными. Однако, когда она пошла осмотреть городок, Люси надеялась встретить его, хотя и догадывалась, что всё своё время Финеас проводит на верфи. Она даже, если была возможность, в теннисный клуб шла окольными путями. Сказать по правде, Люси так исправно посещала уроки тенниса, чтобы лишний раз пройти недалеко от верфи. Она не была уверена, может ли зайти на её территорию. Летние не заходили туда, если, конечно, не планировали, как Беллэми, заказать яхту. Она грустила, что недостаточно богата, чтобы тоже купить яхту; ведь тогда Финеасу Хинсслеру мог бы присниться её корабль. А, может быть, и она сама. Но её мысли занимал не только Финеас. Ещё она думала о пещере. Как только появлялась возможность, Люси шла туда в надежде найти что-нибудь интересное, или, возможно, даже кого-нибудь… автора записки. Она была крайне осторожна: дожидалась, когда уровень воды будет маленьким или средним – бурное море страшило её, хотя одновременно и привлекало. Она наблюдала за приливами и отливами на берегу, за возникающими водоворотами, а однажды стала свидетельницей того, как течение унесло пустую шлюпку далеко от берега.

Когда море было спокойным, она опускала в воду ноги. Ноге стало настолько лучше, что теперь она лишь едва хромала, поэтому, хотя и не только поэтому, Люси согласилась брать уроки тенниса, что так радовало мать, но её саму – ничуть.

Однажды утром, направляясь на очередной теннисный урок, девушка решила пойти привычным окольным путём, и стоило ей лишь свернуть за угол, как она буквально врезалась в Финеаса, идущего навстречу.

– О! – вырвалось у неё. Чувство абсолютного счастья заполнило сердце. Это же ОН!

Финеас стоял совсем рядом, буквально в двух футах от неё: рыжие волосы, сверкающие синие глаза, которые могли дать фору самому ясному летнему небу.

– Мои извинения, мисс Сноу, – сказал он, глядя на неё. – Я не хотел сбивать вас с ног. – В его словах не чувствовалось ни насмешки, ни иронии.

– О… о… Нет. Н-нет. Всё прекрасно, – пробормотала она.