С Наташей покончено. Внимание секьюрити переключилось на коридор четвертого этажа, по которому шел чеченец с черным «дипломатом» в руках. Он направлялся в банкетный зал. Карченко даже убрал ноги со стола. Для его подчиненных, не посвященных во все хитросплетения подковерной борьбы акционеров, это был обычный проход обычного «лица кавказской национальности», неизбежная данность отеля. Более ничего. Для Карченко – головная боль и объект пристального внимания.

Он вставил кассету в резервный видеомагнитофон и включил запись.

– … А мне плевать, пусть увольняют. Я к ним больше не пойду!

– Так вот?

– Да, так.

– Ну и не ходи. И я не пойду. Мне тоже не очень хочется. Умная какая выискалась!

– Что?! Да я уже три раза подряд их обслуживала за тебя. Так что еще неизвестно, кто из нас умная, а кто просто так, пописать вышла.

– Ну и что, что три раза? А ты не помнишь случайно, как я в прошлом месяце две недели вместо тебя перед ними изгалялась, пока ты к финнам лепилась!

Они стояли в углу шикарного банкетного зала и шипели друг на друга, как две гремучие змеи. Но никто не мог слышать этого разговора двух молодых смазливых официанток, кажется минуту назад сошедших с лучшего парижского подиума. Потому что они не забывали при этом лучезарно улыбаться и вежливым кивком приветствовать каждого входящего в зал.

А посетители входили и молча рассаживались за огромным столом, уже накрытым для банкета и уставленным всевозможными напитками и закусками.

Когда в зал вошел последний посетитель, он закрыл за собой тяжелую двустворчатую дверь и посмотрел на официанток:

– Какие-то проблемы?

– Нет, что вы, Ахмат Калтоевич… – Обе девушки еще шире заулыбались, стараясь не смотреть ему в глаза.

Ахмат тоже опустил глаза. Ему почему-то стало неловко. Наверно потому, что он понимал, чего так боятся девицы. Три месяца назад одна из официанток после банкета отказалась подняться в номер. На следующий день ее отвезли в больницу с переломами ног, обеих челюстей и переносицы. Вторая не рискнула отказаться. И ее тоже отвезли в больницу, правда с другими травмами.

– Эй, ну нам наливать будут или нет?! – крикнул кто-то за столом, и обе девицы вздрогнули, как от разряда тока.

Ахмат вынул из кармана две стодолларовые купюры и положил на столик, стараясь, чтобы не увидели соотечественники.

– Девочки, сделайте все красиво. И не бойтесь, сегодня им не до вас.

Он сказал «им», а не «нам» и сам на себя разозлился за свою слабость. Он уже начинает отделять себя от своих братьев перед прислугой. Он хочет, чтобы в нем видели европейского мужчину. И они, земляки, конечно, это видят. И они ему этого, конечно, не простят.

– Бегом за работу, не то вылетите отсюда! – неожиданно грубо рявкнул он на девиц и пошел за стол.

– Ну, дорогой, как жена, как сын, как семья твоя живет? – начал по-чеченски Шакир, как только Ахмат опустился на стул.

Все сразу замолчали.

– Спасибо, хорошо живет. Жена здорова, привет тебе передает. Сын учится. Совсем джигит стал. На той неделе в мечеть с ним ходил.

– Да, дети – наша надежда на старость. – Шакир закивал головой, улыбаясь одними губами и сверля Ахмата холодными глазами, в которых при всем желании нельзя было бы обнаружить ни малейшего оттенка хоть какой-нибудь эмоции.

– Да, чистая правда… – закивали головами все остальные.

Все это была прелюдия, своеобразный ритуальный зачин. Ахмат отлично знал, что сначала будут говорить о стариках и детях, о том, как хорошо теперь дома в Кизляре, о том, что летом нужно туда съездить, поклониться могилам предков, что предков вообще нельзя забывать…

– Знаешь что, Оль… – одна из девушек полезла в карман фартука и достала монету, – орел мой, решка твоя.

– То есть если орел, то ты идешь, а если решка, то я?

– Деньги тому, кто обслуживает.

– Да плевать я хотела на эти деньги. – Оля покосилась на лежащие на столике доллары. – Давай подбрасывай.

– Эй, б…, нам долго ждать, э? – крикнули из-за стола.

– Подбрасывай, – прошептала Оля и выдавила из себя улыбку. – Уже бежим.

Выпала решка. Ольга заскрипела зубами, рискуя раскрошить их, сунула деньги в карман и засеменила к столу.

– Вам чего налить?.. Какого вина желаете?.. Не хотите попробовать красного?.. Это «Шато» восьмидесятого года… Вам «Смирновской» или «Абсолюта»…

– Тебя хочу, красавица… Вот этого лей… Водку хочу… Иди на х…, дай сюда, я сам…

Она улыбалась. Она все время улыбалась. Внимательно выслушивала их грубости, исполняла, что скажут, и улыбалась. И старалась не замечать, как их грязные лапы гладят ее зад, щипают за грудь, лезут под юбку…

Они ели, пили, говорили о чем-то на своем зверском языке и при этом не забывали каждую минуту, каждую секунду втаптывать ее в грязь, указывать на ее место. Ольге не то что разговаривать с кем-нибудь из них, не то что смотреть на них, ей находиться рядом с ними было невыносимо, противно всему ее существу. Но – этикет. Но – интересы предприятия. Но – правила работы официанта. А как хотелось… Нет, просто убежать. Запереться в туалете и пересидеть до конца рабочего дня. Она даже готова была штраф заплатить, лишь бы не находиться в одном помещении с этими животными…

Ахмат вдруг обратил внимание, как странно все сели. Получилось, что он один сидит на этой стороне стола. А все остальные напротив. Это было очень неприятно. Как будто он какой-то школьник перед комиссией.

– Ну, Ахмат, дорогой, а теперь давай с тобой о делах поговорим, – сказал Шакир, когда законы приличия были соблюдены.

– Давай, Шакир, поговорим. – Ахмат улыбнулся и щелкнул пальцами, дав официантке знак, чтобы та наполнила его бокал. – О чем ты хочешь спросить меня?

– Ахмат, ты же умный человек. Ты ведь знаешь, о чем я хочу тебя спросить. – Шакир окинул взглядом всех остальных. И сразу воцарилась полная тишина. Стало слышно, как дребезжит горлышко бутылки о край бокала, потому что у Ольги тряслись руки.

– Я хотел спросить тебя, не сильно ли ты утомляешься на своей работе? А то ведь тебе приходится и по ночам стараться для нашего дела, – сказал Шакир, и зал потряс взрыв хохота.

– Приходится и по ночам… – Ахмат только слегка улыбнулся.

– А теперь скажи мне, дорогой, какая от этого польза? – спросил вдруг Шакир. – Какая тебе польза, мы знаем, а вот нам, твоим братьям, от этого какой толк? Почему она ходит по нашей гостинице как хозяйка? Почему она не хочет понимать нас? Почему ты до сих пор не смог ей объяснить, что нам нужно больше.

«Потому что она и есть хозяйка этого отеля. Потому что и вы не хотите ее понимать. Потому что нужно больше вкладывать, чтобы больше получать». Это были естественные ответы на вопросы Шакира. И Ахмату очень хотелось сказать их прямо тому в глаза. Но ему не очень хотелось, чтобы завтра его нашли где-нибудь в Яузе с перерезанным горлом. Поэтому он смолчал.