– Разве я говорю, что ты ненормальный?

– Разумеется, нет. Но ведь ты так думаешь?

Грейсон посмотрел Мэтью в глаза.

– По правде говоря, я не знаю, что и думать.

На лице брата была написана жалость, и от дурного предчувствия дрожь пробежала по телу Мэтью.

Неужто он безумен и врачи именно это имели в виду, говоря об отмирании нервных окончаний и перерождении тканей?

Готорн вспомнил, какого труда ему стоит не ронять пищу, когда он ест. Вспомнил, что порой рука совсем не слушается его, а с головой творится что-то невообразимое. Иногда он и впрямь бывает безумен. От гнева, ярости, боли.

Где-то внутри зародилась дрожь и стала продираться наружу. Ему захотелось, чтобы брат ушел.

Грейсон провел ладонью по волосам.

– Боже, что за разгром! – Он подошел к затухающему камину. – А как славно бывало! Мы втроем, вместе.

– Один за всех, все за одного, – тихо проговорил Мэтью, вспомнив беззаботное детство, полное надежд и побед, приключений и забав.

– Да, три мушкетера, никогда не бросавших друг друга в беде.

– И всегда попадавших в переделку.

Грейсон хмыкнул:

– Говори за себя. Вот ты постоянно оказывался в какой-нибудь передряге. Ты и Лукас. Хотя уверен, зачинщиком всех проделок был ваш закадычный дружок Рейнолдс.

Мэтью пытливо взглянул на брата. Грейсон прилагал неимоверные усилия, чтобы не влипнуть в историю, но почему-то всегда вызывал недовольство отца. Мэтью же все доставалось легко. Он ни о чем не просил, ни за что не благодарил, все принимал как должное.

Он и представить себе не мог, что за какой-то миг все может измениться. Одно неверное движение. Крохотная ошибка. И вся жизнь разваливается, будто карточный домик.

Откуда только у него взялись силы тогда, на закате дня? Грейсон не уходил, и Мэтью в полном изнеможении опустился на диван, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. И тотчас же на него нахлынули воспоминания. Около двух лет назад на страницах «Бостонского вестника» появилась статья, которую он читал и перечитывал, перебирая в памяти события праздника, данного в его честь вскоре после публикации этой весьма лестной для него статьи. Но не сам праздник его взволновал, а повод, по которому он был устроен.

Напряжение постепенно спадало, наступил долгожданный покой, и, наслаждаясь им, он был не в силах подняться и попрощаться с братом.

– Мэтью?

Мэтью тряхнул головой, чтобы прогнать дрему. Проклятие.

Его веки приподнялись, и он чуть не подскочил на месте, увидев перед собой не Грейсона, а Финни Уинслет, которая, слегка сощурив глаза, с тревогой разглядывала его.

– Что-то не так? – осведомилась девушка. – Вы больны?

Ни единый мускул не дрогнул на лице Мэтью, пока он пытался вспомнить, где он и почему эта девушка здесь.

– Нет, я не болен, – ответил он наконец. – Впрочем, что-то в самом деле неладно: вы тут.

Тревога сбежала с ее лица, и она улыбнулась:

– Прекрасно. Теперь я вижу, что вы в полном порядке. Сварливы и назойливы, как муха. Это ваше обычное состояние.

– Только вчера вы говорили, что не будете плохо обо мне думать.

Финни усмехнулась:

– Ладно, не буду. И сравнивать вас с мухой тоже не буду.

Она отошла от дивана, ее зеленовато-желтое платье взметнулось вверх у лодыжек. Он смотрел на нее словно завороженный, вспоминая ее длинные стройные ноги, скрытые сейчас юбками, тепло тела, такого податливого под его ладонью. Запах рассыпавшихся волос и золотистой кожи. Так пахнет жасмин после дождя.

Когда он нашел ее среди покореженного железа, она была без сознания, вся в крови. Все, кто мог ходить, ушли, растворившись в непроходимых джунглях, вместе с каким-то мужчиной, пообещавшим вывести их. Мэтью тоже мог уйти, но не бросил Финни. Он до сих пор так и не понял, что двигало им тогда: внезапно вспыхнувшее желание, жалость, сострадание?

Скорее всего его поступок можно было объяснить элементарной порядочностью: он был в долгу перед Джанжи.

– Где мой брат? – язвительно спросил он, оглядывая кабинет в поисках Грейсона.

– Если вы говорите о высокомерном мужчине с суровым лицом, то несколько минут назад он выскочил отсюда, хлопнув дверью. Похоже, в расстроенных чувствах. – Девушка провела пальцами по кистям шелковых портьер и улыбнулась ему. – У вас есть подход к людям, верно?

Готорн что-то буркнул, потом спросил:

– Что привело вас сюда, мисс Уинслет?

Финни не сразу ответила, и он повторил вопрос. Тогда она сказала:

– Мне нужна помощь.

Он приоткрыл один глаз.

– Чувствую, ваша просьба мне не очень понравится.

– Опять вы спешите с выводами. Просьба на самом деле пустячная. – Мисс Уинслет замялась, провела ладонью по резной спинке деревянного кресла и быстро проговорила: – Научите, как подобает вести себя в Бостоне.

Мэтью вскочил с дивана и почувствовал резкую боль в спине.

Темно-зеленые глаза Финни взволнованно блестели.

– Превосходный выход из положения. Эта мысль пришла мне в голову вчера вечером, когда я лежала на полу… – она покраснела, – то есть на постели, которая была на полу. Как бы то ни было, вам известны правила этих американцев. Вы знаете, какой и когда следует пользоваться ложкой. Вы можете научить меня, как жить в этом противном городе!

– Нет! – твердо заявил Мэтью, и на лбу у него выступили капельки пота. Он не станет ее учить. Не будет вмешиваться в ее жизнь.

Но тут Финни неожиданно провела пальцами по его шраму, и он, будто охваченный пламенем, вновь ощутил страстное желание.

– Больно? – прошептала она.

У него закружилась голова.

– Нет, – спокойно ответил он. – Я просто задумался.

Она посмотрела на него так, словно хотела заглянуть ему в душу: не солгал ли он?

Мэтью с трудом сдерживал безумное желание прикоснуться губами к ее ладони. Ему хотелось обнять ее, спрятать лицо у нее на груди. Поведать о боли, о ярости. Рассказать, что родные считают его помешанным.

– Итак, вы поможете мне? – спросила Финни.

– Что? – Он посмотрел на нее прищурившись.

– Вы поможете мне, обучите меня здешним обычаям? Я смогу научиться, правда, – тихо, но настойчиво проговорила Финни.

Его поразили не столько ее слова, сколько тон, которым она их произнесла. До чего же она самоуверенна!

– Вам нужен преподаватель этикета, мисс Уинслет, а не я.