Он твердой рукой обхватил ее бедра, слегка раздвинул их и поднес алчущие губы к мягкому холмику между ними, таившему в себе столько наслаждения. С ее губ сорвался крик, бедра выгнулись дугой. Он понимал, что жадные, требовательные прикосновения его губ и языка возбудили ее до предела, и прижался к ней еще крепче, разделяя ее радость, когда она, стеная и извиваясь, достигла вершины наслаждения. Он, приподнявшись и накрыв собой ее тело, проник в нее.

Китти хотелось, чтобы он не отпускал ее никогда, и она подняла колени и обхватила ими бедра Тревиса, чтобы удержать его рядом с собой. Все в этот миг исчезло – война, неминуемая разлука, даже их разногласия и обиды. Они слились в одно нераздельное существо, и весь мир словно замер вокруг них.

Вернувшись к действительности, Китти почувствовала, как слезы защипали ей глаза. Она заморгала, пытаясь их подавить, но они все же хлынули, стекая по щекам и подбородку. Одна капля упала на руку Тревиса; он тотчас поднял голову и удивленно взглянул на нее:

– Ты плачешь, Китти. Неужели я тебя обидел? Мне казалось, я не был груб с тобой.

– Нет, любимый, нет, – проговорила она, покачав головой и давая волю слезам. – Только не покидай меня. Пожалуйста! Ты должен найти какой-нибудь способ остаться со мной раз и навсегда. Меня… меня уже несколько дней мучает предчувствие, что если мы с тобой расстанемся, то уже никогда не увидимся.

Он уселся на землю, любуясь плавным течением реки.

– Ты всегда можешь присоединиться ко мне, – отозвался он спокойно. – Я договорюсь с генералом Шерманом. Он знает, как ты отважна, и наверняка позволит тебе ехать с одним из его санитарных фургонов Война скоро закончится, Китти, и тогда мы сможем возвратиться домой.

– Мой дом здесь!

– Как ты можешь называть эту забытую Богом дыру домом? – Он встал на ноги и принялся быстрыми, резкими движениями натягивать на себя одежду. – Ты видела, как эти люди относятся к тебе. Они не желают, чтобы ты осталась здесь. Неужели с тебя недостаточно ненависти и борьбы за выживание? Мы вернемся в Луизиану и там начнем новую жизнь, а с ней придут мир и покой. Тогда нас уже никто и никогда не разлучит.

– Ты мог бы остаться сейчас здесь со мной, Тревис. – Она поднялась и встала за его спиной, обвив руками его талию и прижавшись лицом к спине. – Кто посмеет поднять руку на жену офицера армии Союза? Мы могли бы вместе обрабатывать землю. Папа говорил, что залогом будущего процветания является табак, и, возможно, когда-нибудь мы с тобой станем богатыми…

Он обернулся так резко, что она потеряла равновесие и пошатнулась. Он крепко прижал ее к себе. Их глаза – стального цвета у него, фиалковые у нее – встретились, и в каждом взгляде чувствовалось беспредельное отчаяние.

– Китти, ты не понимаешь! Я уезжаю завтра утром, на рассвете. Генерал Шерман отправляется в Виргинию для совещания с генералом Грантом, на котором они должны согласовать свои последующие действия. До нас доходят слухи, что Ричмонд вот-вот падет, и если это случится, то капитуляция генерала Ли станет вопросом нескольких дней. Однако мы ничего не беремся утверждать с уверенностью и потому с рассветом отправляемся в Виргинию. Поедем вместе со мной, умоляю тебя.

– Тревис, я не могу… – Эти слова вырвались из самых заветных глубин ее души. – Прости меня, пожалуйста, но я не могу поехать с тобой. Если ты меня любишь, то останешься здесь.

– Если я люблю тебя? – переспросил он недоверчиво. Затем, оттолкнув ее так, что у нее закружилась голова, закричал: – Если бы ты любила меня, женщина, то сделала бы так, как я тебя прошу. Не будь ты так упряма, ты бы сама поняла, что твое стремление остаться во что бы то ни стало глупо. Здесь мы никогда не сможем обрести счастье. Почему ты упираешься? Почему всегда настаиваешь на своем?

Они не сводили друг с друга глаз, которые теперь горели негодованием. Внезапно Китти вспомнила, что не одета, смутилась и суетливыми движениями подобрала одежду и начала поспешно натягивать ее на себя.

– Китти, будь благоразумной! – воскликнул Тревис.

– Еще ни одному мужчине не удавалось обвести меня вокруг пальца! – Едва покончив с одеванием, она снова оказалась с ним лицом к лицу, подбородок ее по привычке выдался вперед. – Я отдала тебе свое сердце, но не свой разум и не потерплю, чтобы мной помыкали и решали за меня, как мне жить, только потому, что я женщина. Ты давно знаком со мной и знаешь: меня не так-то легко укротить. У меня есть огромное желание и все основания для того, чтобы остаться здесь, на земле, принадлежавшей моему отцу.

Он глубоко вздохнул, едва сдерживая гнев, но Китти твердо стояла на своем.

– Мне надо было с самого начала понять, что ты не способна любить ни меня, ни кого-либо еще, ты законченная эгоистка. Я нужен тебе лишь до тех пор, пока покоряюсь твоей воле. Должен признаться, что в самом деле люблю тебя, дорогая, и хочу, чтобы у нас был ребенок.

– Если ты любишь меня, ты никуда не уедешь.

– Я пока еще солдат. – Голос его смягчился, однако взгляд оставался жестким. – Я обязан подчиняться приказам генерала. Я бы не мог остаться сейчас, даже если бы хотел. В последний раз прошу тебя, Китти: уедем отсюда. Если ты любишь меня, то последуешь за мной.

– Как какая-нибудь индейская скво, – огрызнулась она. – О, Тревис, неужели ты не понимаешь? Я бы уехала с тобой хоть на край света и пережила бы еще четыре года сражений. Я бы боролась рядом с тобой до самой смерти, потому что люблю тебя, поверь. Но и отца я любила и дала ему слово сберечь землю, которая так много для него значила. Это я виновата в его смерти, Тревис! Я закрывала глаза на истинное лицо Натана. Если бы я только поняла, кем он был на самом деле! Впрочем, тебе это все равно. Ты даже не пытаешься встать на мою сторону.

Вздохнув, он подошел к ней и положил сильные руки ей на плечи:

– Нам пора. Пойдем. Уже почти стемнело. Я не хочу, чтобы какой-нибудь дезертир из армии мятежников подстрелил нас в открытом поле. Здесь небезопасно.

Она позволила ему отвести себя к лошади.

Прежде чем помочь ей забраться в седло, Тревис заметил:

– Китти, ты не должна винить себя в смерти отца. Ты же не знала, что Натан окажется таким негодяем. Судя по словам твоего отца, Коллинз умел хорошо притворяться. А ты, пытаясь избежать осложнений, солгала отцу, чтобы тот не вступился за тебя. Кто мог предвидеть, что Натан выстрелит твоему отцу в спину?

– Я так благодарна тебе, Тревис, – прошептала она, – за все то, что ты дал мне. Возможно, если бы мы встретились в другое время, наша любовь ничем не была бы омрачена. – Не совладав с собой, Китти бросилась в его объятия и зарыдала – Умоляю тебя, Тревис, обещай, что вернешься, как только война закончится. Я буду ждать тебя. Клянусь Богом, буду ждать тебя, сколько понадобится.

Он взял в ладони ее лицо, с теплотой глядя на нее сверху вниз. Никогда прежде он не любовался подобной красотой и никогда не видел, чтобы на женском лице отражалось столько любви.