В НАСА — явно никто. В конце концов Турышев раскопал большинство данных о полетных траекториях «Пионеров»: четыреста бобин магнитной ленты с космическими координатами были погребены в груде картонных коробок под лестницей в лаборатории. За долгие годы лента испортилась от жары и сырости, но коллеги помогли восстановить данные и перезаписать на DVD. Затем Турышев отправился искать отчеты бортовых приборов, фиксировавших все перемещения «Пионеров» и все их обороты вокруг осей. Пропажа нашлась в принадлежащем НАСА Исследовательском центре Эймса в Кремниевой долине: шестьдесят стеллажей, доверху набитых записями приборных показаний. На всех была пометка: «Уничтожить».

Администрация аэропорта Моффет-Филд, на чьей территории расположился Исследовательский центр, как раз задумала освободить место для текущих хозяйственных нужд и собиралась отправить списанный инвентарь вместе со всем содержимым на свалку. Первый мусорный контейнер уже ждал загрузки на стоянке. Турышев, справившись с эмоциями, растолковал чистильщикам, что такие научные ценности выбрасывать ни в коем случае нельзя, и поклялся нанять за свой счет грузовик для самовывоза. Завхоз, впечатленный его напором, не решился возражать. Эти данные теперь тоже переписаны на DVD и стали общедоступными. Сейчас исследователи в целом мире стараются заново осмыслить полет «Пионеров».

Все втянутые в игру считают, что причина, скорее всего, находится на борту. Она, возможно, смехотворно мала; для объяснения с лихвой хватило бы мощности одной комнатной лампочки. Выстрели в космос порцией теплового излучения — он ответит легоньким толчком в противоположном направлении. Что характерно, в точности по канонам классической ньютоновской механики.

Оба аппарата действительно имеют нагревающиеся детали: электрогенераторы на плутонии. При запуске эти устройства, смонтированные на длинных штангах за бортом, чтобы максимально защитить приборы от радиационных помех, давали 2,5 кВт. Что-нибудь около 70 ватт они вполне еще способны производить и сейчас.

Если так, то зонды действительно «уедут косо вбок». Но дело в том, что генераторы как раз и установлены по бокам корпусов. Чтобы отталкивать корабль вспять, им следовало бы находиться прямо по носу.

В итоге тщательного изучения вероятных причин сбоя все механические устройства пришлось исключить из длинного перечня унылых догадок. Протестирован и софт: там тоже нет никаких дефектов, способных повлиять на работу приборов или траекторию полета. Ее могла бы изменить потеря топлива, но для этого утечка должна происходить сразу на обоих зондах совершенно одинаковым образом и остаться незамеченной датчиками.

В общем, так ничего и не решили за тридцать лет. Огорчительно, конечно, но вместе с тем и интригует — настолько, что задело за живое даже самого главного начальника НАСА Майкла Гриффина. Турышев не раз беседовал с ним о «Пионерах». Возможно, благодаря этому исследовательской группе, которая много лет занималась «Пионерами» в свободное от основных обязанностей время, наконец выделили деньги на собственный проект.

Что ж, награда по заслугам. Исследователи «Пионеров» с самого начала держались практически безупречно, столкнувшись с явной бессмыслицей. Они, во всяком случае, не собираются заказывать волшебное бланманже, пока досконально не изучат основное меню. Турышев почти болезненно не выносит разговоров обо всяких физических чудесах, даже столь незамысловатых, как модифицированная гравитация. Ньето их тоже не признает: он гордится тем, что исследователи сумели исключить все дурные случайности, и считает это достижением. Ньето не отказывается от мысли, что однажды ларчик откроется очень просто — как если бы кто-то, уходя, забыл щелкнуть выключателем. Или чем там у них положено щелкать в аэрокосмическом управлении…

Сейчас что ни месяц выходят одна-две статьи с новыми, нередко экстравагантными гипотезами насчет судьбы «Пионеров». Попадаются и совсем «отвязные», например: а что, если расширение Вселенной заставляет бортовые хронографы зондов спешить относительно друг друга? Будь это истинно так, тогда уже и специальная теория относительности Эйнштейна потребовала бы серьезного пересмотра. Увы, сей диковинный феномен (да и не он один из предлагавшихся на рассмотрение) неминуемо отразился бы также на движении внешних планет Солнечной системы, а они-то ни малейших странностей не проявляют.

Или может быть, это самое расширение сбило частоты радиоволн, несших информацию с борта на Землю? Впрочем, сами исследователи, выдвинувшие такое предположение, признали, что оно не выдерживает критики: в этом случае отклонение проявилось бы гораздо раньше, пока зонды еще можно было наблюдать визуально. А вдруг аномалия связана с тем, что фотоны сигнала изменили свои квантовые состояния или ускорились по законам нелинейной электродинамики (эту концепцию разработали в 2001 году двое бразильских физиков)? Или может быть, ответ надо искать в «экстрагравитации» Джона Моффата, сулящей заодно и разгадку темной материи? Приверженцы МОНД тоже считают, что их теория объясняет аномалию «Пионеров». Или, если взглянуть с изнанки, убедительно подтверждается таковой.

Ньето с ними не согласен. Гипотеза МОНД, по его мнению, вовсе не сочетается с данными зондов, поскольку не объясняет регулярный характер отклонения. Впрочем, к любым спекуляциям он относится достаточно снисходительно, во всяком случае, спокойнее Турышева. Ему важно расширить границы науки, узнать больше, чем сегодня. Но только не ценой безрассудства: он сознает опасность ученых, желающих во что бы то ни стало добиться признания своих сверхъестественных истин. «Если кто-то готов ввязаться в этакое, думая обрести нечто ценное, так он, помилуй Господи, просто вредитель!»

Ньето не сомневается, что в конце концов они найдут верное объяснение аномалии, обойдясь без великих потрясений основ. Такой перспективой он, как уверяет ученый, ничуть не обескуражен. Все равно мы получим не один новый метод анализа и научимся обрабатывать данные с изящной точностью. Изучим анатомию космических аппаратов и пространства — времени, в котором они движутся, так полно, как не сумели бы, не будь «Пионеров».

Ну а если Ньето не прав и все труды приведут к созданию новой физики — еще лучше! Для науки это в любом случае игра с ненулевой суммой, объясняет Ньето. Андерсон тоже считает, что проблема «Пионеров», скорее всего, ложная тревога. Однако и он не исключает научной революции, ибо видит в этой аномалии сходство с другой, которую невзначай разгадал Эйнштейн, создав совсем не с той целью общую теорию относительности.

В 1845 году французский астроном Урбен Жан Жозеф Леверье, известный как первооткрыватель Нептуна, изучал смещение перигелия Меркурия — ближайшей к Солнцу точки эллиптической орбиты планеты. Это явление, именуемое в астрономии прецессией, обусловлено гравитационным влиянием других тел Солнечной системы. Оно не уникально: то же происходит с любой планетой при каждом обороте вокруг Солнца. У Меркурия, однако, перигелий смещался с некоторым избытком. Когда Леверье вывел величину отклонения из закона Ньютона, та разошлась с результатами наблюдений на сорок три угловые секунды — немногим более сотой доли градуса — в столетие.

Заметить столь незначительное отклонение было для той эпохи настоящим подвигом — это все равно что предельно точно измерить диаметр однопенсовой монетки с дистанции в тридцать миль. Однако бурных восторгов не последовало: ученым предстояло найти причину неожиданной аномалии. Попробовали импровизировать. Сам Леверье решил — по всей вероятности, вдохновившись своим удачным предсказанием существования Нептуна, исходя из орбит других планет, — будто пути Меркурия свидетельствуют о наличии еще одного, пока не обнаруженного небесного тела. Другие предполагали неравномерное распределение солнечной массы или возмущение орбит, вызванное пылевыми облаками между Солнцем и Меркурием. Все было «мимо». Лишь в 1915 году Эйнштейн доказал, что столь массивные тела, как звезды, искривляют окружающее пространство, и тем самым объяснил отклонение ближайшей к Солнцу планеты.