Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В деревянном ящике на прилавке лежали четыре кисти мятого зелёного винограда.
Овощей в магазине не было вовсе. Молока, кефира и сметаны — тоже. Это понятно — в деревне овощи у всех свои. Да и коровы в деревне имеются.
Но как быть мне?
Хотя... Пожалуй, я знаю, с кем можно посоветоваться.
— Скажите, пожалуйста — хлеб есть?
— Хлеб привезут в четыре.
Продавщица тряхнула рыжими, подкрашенными хной волосами.
— Но очередь надо занимать заранее.
Час от часу не легче. Пожалуй, придётся выкроить день и съездить за самым необходимым в районный центр.
При мысли о районном центре в голове снова промелькнули неясные образы. Асфальтированная улица между трёхэтажными домами. Растрескавшийся тротуар усыпан тополиным пухом. Машины проезжают настолько редко, что на проезжей части вполне можно играть в футбол. Но мы с ребятами предпочитаем асфальтированную спортивную площадку возле здания профтехучилища.
На плоскую крышу училища можно легко залезть по приставной лестнице. А потом лежать на горячем гудроне и смотреть в небо.
Образы проносились стремительно, и таяли без следа.
Чёрт!
— С вами всё в порядке? — спросила продавщица.
— Да, — кивнул я, возвращаясь в реальность. — А мяса нет? Или колбасы?
Её тоненькие выщипанные брови удивлённо поднялись.
— Мяса?
Бледные губы дрогнули в улыбке.
— Вы же егерь, да?
— Да, — не понимая, ответил я.
Продавщица снова улыбнулась, потом её лицо стало серьёзным.
— Мяса у нас не бывает. Что-нибудь ещё?
В конце концов, я взял пять банок рыбных консервов, килограмм сахарного песка, два килограмма макарон и триста граммов карамели.
Продавщица пощёлкала костяшками счётов и назвала сумму. Я вытащил из кармана одну десятку и протянул ей.
— Водки не надо? — спросила женщина.
— Нет, спасибо.
— Ладно, — внезапно решившись, сказала она. — Я вам две буханки хлеба оставлю. Только зайдите попозже, перед закрытием. И рюкзак возьмите, чтобы никто не увидел.
— Спасибо, — удивленно протянул я. — А не подскажете — у кого можно овощей купить? Картошки там, огурцов, помидоров?
Продавщица бросила быстрый взгляд на дверь, словно опасалась, что кто-то может подслушивать. Поколебалась одно мгновение.
— Вы вечером подходите, к закрытию. Что-нибудь придумаем.
На улице затарахтел и смолк автомобильный двигатель. Железная дверь магазина скрипнула, на мгновение впустив солнечный свет с улицы. В магазин вошёл Володя — водитель совхозного «ЗИЛа».
Вид его вызывал сочувствие. Помятое лицо, покрасневшие глаза и запах перегара, зажёванного лавровым листом.
Увидев меня, он остановился в нерешительности.
— Андрюха! Здорово! Ну, ты как? Устроился уже?
— Ага, — ответил я.
Володя повернулся к продавщице.
— Лида, мне это... — он снова оглянулся на меня, — пачку «Примы».
Чтобы не мешать ему, я попрощался и вышел на улицу. Ну, и жара, всё-таки! После прохладного магазина, словно в баню зашёл.
Володин «ЗИЛ» стоял, чуть не прислонившись бортом к высокой ёлке, которая росла прямо у дороги. Водительская дверца беспечно распахнута.
Через две минуты из магазина вышел Володя. Он что-то бережно придерживал под спецовкой. Володя махнул мне рукой, запрыгнул в кабину. «ЗИЛ» загрохотал и укатил в направлении мастерских.
А я отправился в медпункт. Но перед этим вытащил из рюкзака кулёк с конфетами и переложил в карман.
Не успел я подойти к зданию, как дверь распахнулась. Оттуда буквально вылетел тот самый тракторист, что приходил ко мне позавчера. Правая щека у него была куда краснее левой. Голубую майку в пятнах мазута он так и не сменил.
— И больше не приходи, Колька! Иначе Фёдору Игнатьевичу скажу! — прокричала из медпункта Катя.
— Тебе чего? — рявкнул тракторист, увидев меня.
— Повязку сменить, — дружелюбно ответил я.
— Щас сменишь! — прошипел он и сжал кулаки.
Я не стал ждать. Руки сработали сами.
Левой от пояса в подбородок. Правой — в нос. Носком сапога по голени.
— ....!
Колька присел, одной рукой хватаясь за голень, другой зажимая нос. Между пальцами сочилась кровь.
Я шевельнул плечами, скидывая рюкзак в траву. Ну, давай!
Внутри бушевал адреналин.
Колька попытался ударить снизу, выпрямляясь. Но я ждал этого. Перехватил его руку и сам врезал правой в скулу. Удар пришёлся чуть сверху. Колька уселся на траву, нелепо мотнул головой.
— Вы что делаете?! Колька! А ну пошёл прочь!
Катя выскочила на крыльцо. Светлые волосы девушки растрепались, глаза сверкали, щёки горели.
— Я участкового позову!
Я сделал шаг назад.
Колька поднялся, размазывая по лицу кровь из разбитого носа.
— Ну, сука!
Он повернулся и быстро пошёл по улице прочь, заметно прихрамывая.
Я дёрнулся за ним, но Катя схватила меня за руку.
— Андрей! Не надо!
Я ждал, что тракторист остановится и что-нибудь выкрикнет. Но он молча скрылся за поворотом.
Это плохо, подумал я. Лучше бы он отвёл душу.
Катя по-прежнему держала меня за руку. Я чувствовал, как она дрожит. Да меня и самого порядком потряхивало. Не так часто мне приходилось драться.
Или часто? Как-то уж очень ловко у меня получилось. Ни один удар не прошёл мимо.
Похоже, Андрей чем-то занимался. Бокс? Самбо? Чем ещё можно заниматься в Советском Союзе?
Катя отпустила мою руку и судорожно вздохнула.
— Андрей, вы ко мне? — спросила она.
— Да, — кивнул я.
— Что-то случилось? Голова болит? Кружится?
— Да нет. Зашёл поменять повязку.
— Проходите. И... извините за то, что случилось.
— Мне кажется, виноваты не вы, Катя, — мягко сказал я. — И что, кстати, случилось?
— Да Колька всё!
Она по-детски шмыгнула носом.
— Проходу не даёт. Говорит, влюбился!
— А вы? — спросил я, разуваясь у входа в медпункт.
— Да врёт он всё! Когда влюбляются — так себя не ведут!
Она снова покраснела.
Мы вошли в кабинет. Катя подняла с пола резинку для волос и быстро собрала волосы в хвост. Это сделало её чуть старше.
Я вспомнил выражение Колькиного лица, когда он выскочил из медпункта. Злоба и уязвлённое самолюбие. Пожалуй, Катя права.
— Садитесь на табурет, Андрей! — сказала Катя.
Я сел.
Катя разрезала ножницами узел и начала осторожно разматывать бинт на моей голове.
— Сейчас будет больно, — сказала она и рывком сдёрнула марлевый тампон.
Висок обожгла боль.
— Ну, всё хорошо, — кивнула Катя. — Ссадина подживает. А вы, Андрей, похожи на заправского хулигана.
— Почему? — удивился я.
— Так ссадина же, — улыбнулась Катя. —