Эдди бросился прочь от бандита. Тот опустился на колени, а потом опрокинулся навзничь, и остатки содержимого черепной коробки вывалились на деревянный пол.

Только тогда Уилла услышала, что Грег встает с постели у нее за спиной. С этого момента события начали развиваться с удвоенной скоростью.

Уилла повернулась, чтобы прицелиться во второго бандита. Однако тот отпрыгнул к одной стене коридора, затем к другой, потом неуклюже подпрыгнул и наклонился, словно в детской игре в классики. И все это время он стрелял. Ей показалось, что он промахнулся, но тут она услышала, как у нее за спиной кто-то то ли икнул, то ли закашлялся. Она обернулась и увидела, что наркоман попал в Грега. Ее муж оседал вниз, хватаясь руками за горло.

Когда она вновь посмотрела на стрелявшего, тот спокойно ухмылялся. Он уже не прыгал и не уворачивался.

Уилла сделала одновременно две вещи.

Она постаралась повторить то же самое, что делал убийца секунду назад, и дернулась, уходя с линии огня, увидев, что он стреляет.

А еще она крикнула Эдди, вернее, постаралась крикнуть, но уже не могла ничего произнести, однако мальчик прочитал по губам матери, что она крикнула ему:

– Беги!

Следующее, что она запомнила, – день, такой же, как многие другие в предыдущие годы. Это был абсолютно такой же день, как тот, который она однажды уже прожила.

Уилла вытирала сковороду после того, как приготовила тосты Грегу и Эдди. Грег ушел мгновение назад, и аромат его пены для бритья еще стоял в воздухе, смешиваясь с запахом бекона. Эдди играл со своим автомобильчиком Бэтмена на ковре в гостиной. День только начинался. Первые часы, после которых наступит время обеда. Она вознаградит себя за ожидание бокалом вина, и они втроем вновь соберутся за одним столом. День как день, ничего примечательного – ни вечеринки, ни приглашений по случаю вручения мужу очередной награды, ни сборов для поездки в отпуск. День, который она провела вместе с сыном, когда тот уже собирался пойти в школу. Солнце в каждое окно посылало обещание, что все будет прекрасно.

Таким для Уиллы стало «ПОСЛЕ».

Когда Эдди спросил, можно ли включить телевизор, она предложила ему лучше погулять.

– А куда мы пойдем? – спросил он.

– Не знаю. Может, просто, куда глаза глядят. Или наши носы поведут.

Эдди встал. Вытянулся и повернулся так, чтобы его носишко смотрел в сторону двери, после чего промаршировал в том направлении и поинтересовался:

– Вот так?

– Именно! Именно так.

Через пару месяцев Эдди должно было исполниться пять лет. Уилла называла этот период возрастом «Я-тебя-съем». Ее любовь к сыну была такой страстной, такой ненасытной, что ей хотелось беспрестанно целовать его гладкие ножки, прыскать в его животик, пока мальчуган не зальется счастливым смехом, целовать его щеки. Он был такой аппетитный! И Уилла знала, что и сын испытывает те же чувства по отношению к ней. Ненасытная страсть быть рядом. О днях, которые им, матери и сыну, предстояло провести вместе, она не могла думать иначе, как о самом совершенном круговороте бытия. Они оба знали без слов, чего хочет другой, и знали, как реализовать это желание.

Впрочем, иногда Уилла испытывала чувство вины за то, что Эдди не участвовал в разных программах, которые реализовывали в их городке тощие мамаши, водившие огромные внедорожники и зацикленные на всяких развивающих играх и курсах для начинающих. Уилла могла вечерами напролет мурлыкать с ребенком или сидеть за швейной машинкой вместо того, чтобы валять дурака на курсах йоги или тенниса. Правда заключалась в том, что она не хотела тратить ни одной минуты из того времени, которое могла провести с ребенком.

Ничем таким особенным они не занимались, когда бывали вместе. Уилла могла считаться обычной мамашей вроде тех, что катают детишек по городу в колясках, оставляют на детском сиденье в автомобиле на парковке, пока сами совершают покупки в бакалейной лавке, и отчаянно вопят, если дитя лезет к качелям.

День, который она прожила в своем «ПОСЛЕ», был ровно о том же. Самый счастливый день ее жизни.

После завтрака они направились в городской парк Маркелласа, где в эти дни проводилась осенняя ярмарка. Несколько столов с овощами и фруктами местных фермеров, небольшая аллея аттракционов. На карусели Эдди выбрал для себя дракона, а Уилла рядом оседлала крылатого единорога.

– Интересно, что, теперь уже не делают на каруселях обычных лошадок? – поинтересовалась она у сына, однако тот не услышал ее вопроса, поскольку в эту самую минуту «изрыгал пламя», как и положено дракону. Он занимался этим настолько усердно, что ей пришлось вытирать ему подбородок от капелек слюны.

Она принесла с собой бутерброды, однако яркое октябрьское солнце вскружило им головы, и они вместо ленча купили хот-доги. И оба пришли к выводу, что это были самые вкусные хот-доги, которые они когда-либо пробовали в своей жизни. Белая сдоба, сладкая, словно пончик, яркая полоска горчицы и восхитительная свежесть осеннего дня. А может, ей запомнилось удовольствие, которое она испытывала от того, что Эдди прижался к ней, когда они сели на холмике за аллеей и их руки переплелись. Уилла почему-то чувствовала себя так, будто у них «свидание», только не романтическое, а совершенно невинное.

По дороге домой Эдди задремал в своей коляске, а она специально выбрала маршрут подольше и шла, восхищаясь аккуратными городскими домами, густыми кронами деревьев и тихими улицами. И еще она чувствовала, что ее буквально всю переполняет счастье.

Эдди все еще спал. Она взяла его на руки, понесла в дом и думала о том, что желает только одного, чтобы все оставалось так, как в эту минуту, чтобы ничего не менялось.

Уилла вошла в детскую и замерла у кроватки сына. Он казался ей в эту минуту таким же легким, как ее собственное сердце. Ей не хотелось опускать его, не хотелось с ним расставаться.

Ей пришла в голову невозможная, фантастическая мысль. Что, если она останется там, затаится – может, время забудет об их существовании и пройдет мимо? Нельзя ли ей спрятаться в безмятежном покое своего дома и вечно держать сына на руках?

– В некотором смысле ответ оказался положительным, – сказала Уилла и вытерла слезы о мое плечо. – Может, потому что там я оставила часть себя. Это когда доктора вернули меня назад. И знаешь что? Даже несмотря на то, что я оказалась жива – и чертовски счастлива быть живой, – мне было так тоскливо!

Уиллу спасли. Сначала остановили кровотечение там, где в нее попали пули, затем несколько раз переливали кровь – и дома, и потом в реанимобиле, и на хирургическом столе. Перед самым концом неотложных процедур у нее произошла остановка сердца. Пока зажимали последнюю артерию и вставляли катетеры, Уилла находилась в состоянии клинической смерти почти три минуты.

Когда же ее наконец вернули к жизни, первое, что она вспомнила, был вкус хот-дога на губах.