Существо, наверное, тоже нахмурилось. Это было трудно определить и, конечно же, невозможно описать.

– Точно нет.

– Точно нет? – покачала головой Джози. – Нет так нет. Если не хочешь кофе или пирожное, тогда не надо кофе с пирожными. Эрика, пожалуйста, унеси.

Существо исчезло. Скорее всего, они ушли. Наверное, Джеки не заметила, как они ушли. Джози метнула злой взгляд на сверток.

– Не смей, – произнесла она.

– Не смей что?

– Это я не тебе. Задавай свой вопрос.

– Джози, вы что-нибудь знаете о человеке в светло-коричневом пиджаке с чемоданом из оленьей кожи в руках?

– О человеке в светло-коричневом пиджаке? – В голосе Джози послышалось любопытство и, возможно, паника. Эрика вернулась. Обе Эрики. Они уселись на диванчик по обе стороны от Джози. Их лица выражали то, что люди иногда называют страхом. Нет, не страхом. Озабоченностью. Они выглядели озабоченными.

– Да, – ответила Джеки. – Человек. В светло-коричневом пиджаке. В руке чемодан из оленьей кожи.

Глаза ангелов вспыхнули, что было столь же странно наблюдать, сколь и трудно описать.

– Ах, дорогая, – отозвалась Джози. – Не знаю, стоит ли тебе меня об этом спрашивать. Ты уверена, что не хочешь пирожных?

– Нет, не хочу.

– Ну ладно, – сдалась Джози. – Тогда поговорим о человеке в светло-коричневом пиджаке с чемоданом из оленьей кожи в руках. – Она прижала левую руку к боку, словно там болело, но ее лицо не выражало боли. – Мы ничего о нем не знаем, – продолжала Джози. – Ни Эрика, ни Эрика. Конечно, Эрика никогда по-настоящему ничего ни о чем не знает, но Эрика милая, вот.

– Так вы о нем знаете или нет?

– Мы о нем знаем, мы просто ничего не знаем о нем. Нам известно, что он существует, вот и все, но его существование есть ограничение этого знания.

– Знание состоит из ограничений, – сказала та Эрика, которая никогда по-настоящему ничего ни о чем не знает.

– Вот это классно, – отозвалась Джеки. Она этого не подразумевала, но произнесла это таким тоном, чтобы все они поняли, что она этого не подразумевала.

– Да, это довольно классно, – согласилась та Эрика, которая «милая», полностью это подразумевая.

– Вот таким образом, – сказала Джози. – Мы много раз видели человека, о котором ты говоришь. Но мы не можем ничего о нем вспомнить.

Эрики печально кивнули.

– Мы даже не знали, что он мужчина, – произнесла Эрика, которая не милая. – Мы не можем различать пол.

Печалились они не поэтому. Их печаль не соотносилась с разговором. Она не соотносилась с заляпанным грязью свертком на кухонном столе.

– У меня была та же проблема, – призналась Джеки. – Забывала все, что о нем знаю, через несколько секунд после того, как это узнала. Это… не знаю. – Она попыталась найти словосочетание, которое смогло бы передать, насколько сильно последние двенадцать часов выбили ее из колеи. Ей было нужно описать это словами. – Хрень какая-то, – выпалила она вместо этого.

– Да! Да, хрень какая-то, – согласилась Джози. Лицо у нее обмякло, а губы пытались сложиться в улыбку, которая тотчас исчезала. Это вполне соотносилось с разговором.

Она подалась вперед и положила руку на ладонь Джеки.

– Эрика! Эрика! Мы можем немного поговорить с глазу на глаз?

Оба существа больше не сидели на диванчике. В окно Джеки увидела, как одно из них рассеянно ковыряет заросли ежевики, хотя голова его была чуть повернута в сторону Джеки – очевидно, оно пыталось подслушать.

– Джеки, есть вещи, которые я не могу тебе сказать. – Рука Джози все еще лежала на ладони Джеки. Другая ее рука была прижата к боку. – Не могу сказать потому, что они тайна, или же потому, что их невозможно облечь в слова, или же оттого, что я их не знаю. По большей части оттого, что я их не знаю.

Существует вселенная знаний, многие миры фактов и истории, но я почти ничего из этого не знаю. А многое из того, что я знаю, – не то, что мне известно, что я знаю, или думаю, что знаю. Например, как пахнут гренки. Как касаешься песка. Это не те факты, которые я поведаю любому или даже помыслю поведать любому.

Джеки не знала, что сказать. Она соглашалась со всем, что говорила Джози, но вместе с тем не придавала значения почти ничему из сказанного.

– О’кей, – только и смогла она произнести в конечном итоге.

– Все это для того, чтобы сказать, что я предпочитаю не рассказывать тебе кое-что из того, что знаю. Или я тебе вру. И я хочу, чтобы ты меня простила.

– Мы все чего-то хотим, – ответила Джеки.

Джози печально кивнула и встала, совершив сложное перемещение плоти, суставов и мышц.

– Идем со мной, – сказала она.

Джеки подчинилась. Они прошли на кухню. Джози не обратила внимания на лежавший на столе сверток, Джеки последовала ее примеру. Если Джози не собиралась выражать озабоченность чем-то, то и Джеки, черт побери, тоже.

Джози налила стакан воды путем отточенных манипуляций с буфетами, кранами и муниципальным водоснабжением. Ни на нее, ни на Джеки не произвело ни малейшего впечатления рукотворное чудо, при помощи которого так легко наливался стакан воды.

– Выпей, – сказала старуха, протягивая стакан Джеки. – Это поможет тебе от мигрени.

– У меня нет мигрени. У меня кое-что похуже. – Она начала поднимать вверх левую руку.

– Пей.

Джеки выпила.

– У меня все равно нет мигрени, – повторила она.

– Джеки, мне жаль, что это произошло с тобой в таком юном возрасте. Все те десятилетия, в течение которых ты держала ломбард, ты была такой молодой и не осознавала всю жестокость жизни за пределами столь же и даже более жестокой скорлупы юности.

– А сколько десятилетий? – спросила Джеки скорее про себя.

– Я знаю, что ты ищешь. Знаю, что произошло. Тебя ждут опасности. Ты можешь их не пережить. А если переживешь, то новая «ты», которая их пережила, не останется прежней «тобой», жившей до этого. В этом смысле ты перестанешь существовать, и мне очень жаль.

Сверток начал медленно подниматься над столом. Джози свернула в трубку каталог образцов и аксессуаров для пещерного и полостного дизайна, который с трудом влезал в почтовые ящики многих найт-вэйлцев, и треснула по свертку. Тот шлепнулся обратно на стол.

– Чертовски неблагодарно, – сказала она.

– Что именно? – спросила Джеки.

– Ничего. Именно ничего. Мужчина в светло-коричневом пиджаке явился из опасного места. Оттуда, куда никто не может пойти и откуда никто не может вернуться. Вот что мы думаем.

Джеки протянула левую руку. В ней был листок бумаги с названием места.

– Вы тоже?