Судорожно припоминая, что же такого наговорил, я с каждой секундой краснел все больше. Это я его послал туда, а потом туда, и пообниматься с тем… А потом… Ой, мама моя, чистокровный человек, лучше не вспоминать!

От раздумий меня отвлек тихий смех Элли. Эльф уже успел одеться и теперь от души веселился, явно читая мои мысли. Ах, так? Получай!

Я стал мысленно перемывать косточки наглому телепату. Эльф поперхнулся и возмущенно глянул на меня. А я что? Я — ничего. Так, мимо проходил. И запомнил. А теперь все это повторяю, чтобы не забыть. Что-то не так?

— Ну ты и нахал, — восхищенно протянул Элли и повернулся к Лииру: — Не мучай парня, он и сам толком не понял, что наговорил. Я тебе потом расшифрую. — И эльф хитро улыбнулся.

В этот момент ступор у всех прошел, и помещение наполнил громогласный хохот. Мужчины, улыбаясь и переговариваясь, стали собираться. Лиир, усмехаясь себе под нос, протянул руку и помог мне встать.

— Давай одевайся — и марш на площадку. — Он развернулся и пошел к выходу, а я стал быстро натягивать на себя одежду, благо джинсы и любимая домашняя рубашка были вполне пригодны для здешнего климата, а сапоги оказались всего лишь чуть больше, чем надо.

Проблема возникла с волосами, успевшими спутаться в один огромный клубок. Ну не могу я пользоваться гребешком! Не могу! Дома у меня была нормальная расческа, а не это деревянное редкозубое извращение!

Шипя и матерясь сквозь зубы, я с трудом разодрал колтун, образовавшийся за ночь из косы, попутно выдрав клок волос и разорвав сдерживающую их резинку. А вот это уже проблема. Я не девчонка и выданную мне ленту не смогу вплести в волосы. Просто не знаю как!

Нет, одно время Настасья пыталась приучить меня к ленточкам-заколкам, но я взбунтовался и наотрез отказался подходить ко всей этой девчачьей дребедени. Мало того что на меня и так косятся… косились из-за длинных волос, а если я еще и заколку бы нацепил, то точно заподозрили бы в чем-то небесно-синем! Подобные намеки как-то были, были… Правда, после трех сломанных рук, пяти свернутых набок носов и двух десятков выбитых зубов от меня отстали и больше подобных шуточек старались не отпускать. Другое дело, что из всех способов, которыми возможно закреплять волосы, я признавал только резинки, причем исключительно черного цвета — для надежности, что ко мне хотя бы по этому поводу никто не прицепится.

А теперь резинка порвалась… И что мне делать?

— Что случилось? — поинтересовался подошедший ко мне Рэни.

— И тебя с добрым утром, — ответил я, задумчиво рассматривая полоску материи, свисающую с моей ладони. — Скажи, ты умеешь вплетать ленту в косу?

— Что? Да, умею, — растерялся парень. — А ты что, нет? А как же ты тогда волосы скреплял? Или, — тут парень сощурился, — тебе косы плел кто-то другой?

— Резинкой, — буркнул я, пытаясь подавить всплеск раздражения. Это что за намеки?

Так. Спокойнее… Если я сейчас начну орать, никто не поймет. Лучше я его на тренировке подловлю.

— Чем? — удивился он.

Вместо ответа я только махнул рукой, засунув обрывки резинки в задний карман джинсов, и жалобно попросил:

— Тогда, может, поможешь мне с волосами?

Рэни хмыкнул и, сев на мою койку, похлопал рядом с собой:

— Садись ко мне спиной.

Хе! Не-е-ет, не права была мама, когда ругала меня за то, что я уговариваю людей делать что-то для меня. Очень полезный навык! А главное — мне не нужно тратить время на собственные бесполезные попытки.

Рэни буквально за полторы минуты заплел мне тугую косу, перевязанную на конце лентой. Я пристально осмотрел плоды его труда и, не найдя изъянов, мстительно оскалился (вот тебе за имя!):

— Отныне, парень, ты мой личный парикмахер! Будешь каждое утро мне косу плести. — И похлопал Рэни по плечу. Лицо у парня скорбно вытянулось, отчего он стал похож на обиженного жизнью бассета. А я развернулся и пошел к выходу, тихонько посмеиваясь.

С каждым шагом меня трясло все больше. Какой он, новый мир? Он отнесся ко мне неласково, превратив в раба. Что ждет меня дальше? Смерть? Или свобода?

У самой двери я остановился и судорожно вздохнул. На мое плечо легла уже знакомая узкая ладонь с длинными пальцами.

— Не дрейфь, парень, — негромко сказал Элли. — Один ты не останешься. Мы все с тобой.

Я зажмурился и, толкнув дверь, сделал шаг вперед.

Первое, что я почувствовал, был… запах. Печально знакомый мне запах полыни, можжевельника и жасмина. Меня передернуло. Я люблю цветы, но с некоторых пор я жасмин просто ненавижу! Слишком уж нехорошие воспоминания он у меня вызывает…

Я осторожно приоткрыл глаза. Ну… не все так страшно, как могло было быть. С прозрачно-голубого неба без единого облачка светят два ярких солнышка. Одно побольше и имеет оранжевый оттенок, а второе, гораздо меньше, бело-зеленое. Вместе они светятся чуть ярче, чем мое родное светило. Как там в астрономии? Класс «джи»?

Да-а-а, не мир, а мечта наркомана. Ну где еще я мог увидеть сразу два солнца? Да еще и разноцветных.

Замок и прилегающие к нему строения (в том числе и наша казарма) располагался в небольшой, наполненной зеленью долине в горах, похожей на глубокую чашу. Замок был ажурным, сложенным из сверкавшего на солнце серо-серебристого камня, так что создавалось впечатление его невесомости.

Мираж. Вот самое подходящее определение для замка. Слишком он неестественный, словно срисованный с картинки. Нереальный.

Недалеко от входа в долину располагалось идеально круглое озеро с кристально чистой водой, по поверхности которого плавали красивые синие цветы. Идиллия. От сахарной приторности представшего моим глазам зрелища у меня свело зубы. Вот уж действительно — не верь глазам своим! Какое красивое, кукольно-правильное место — и какая чудовищная у него хозяйка…

Совсем иной вид открывался в другой части долины, закрытой от случайных взглядов замком. Несколько больших и мрачных строений непонятного назначения, четыре длинные казармы, огромное поле для тренировок, на котором возвышались самые разнообразные тренажеры, больше напоминающие орудия пыток, и… кладбище.

Я протер глаза и посмотрел снова. Но несколько рядов аккуратных свежих холмиков с уложенными на них сверху плоскими камнями не желали исчезать. Во всем этом чего-то не хватало. Чего-то неуловимого — того, к чему привыкаешь и не замечаешь, а когда оно пропадает, начинаешь тревожиться.

Прислушавшись, я понял, что меня насторожило. Птицы. Точнее, их отсутствие. В долине стояла неестественная тишина, нарушаемая только звуком шагов выходивших из казармы рабов. Ни чириканья, ни мелодичного свиста… Да что там — даже насекомых не было.

Интересно почему?

Меня легонько подтолкнули в спину, и я понял, что замер в проходе. Поежившись, я шагнул вперед. Меня быстро нагнал Элли и пошел немного впереди, целеустремленно куда-то направившись.