– Хорошо, – сказал Мастер, – я выйду.

Не обиделся, оценил Гринчук. Молодец.

Мастер был значительно ниже Гринчука, но держался так привычно-властно, что разница в росте была почти незаметна. Во всяком случае – теряла значение.

– Я слушаю, – сказал Гринчук, когда они отошли на несколько шагов от «мерса».

Мастер потер ладонью правую щеку. Когда-то, на зоне, отморозил ее. Все давно прошло, а привычка осталась. И для знающих людей служила признаком волнения Мастера.

– Мне Атаман как сын был, – сказал Мастер.

Гринчук промолчал.

– Если б я нашел того, кто в его смерти виноват – замочил бы, падлу.

Гринчук снова промолчал. В конце концов, какое ему дело до таких вот неофициальных заявлений. Век воли не видать.

Мастер поднял воротник плаща.

– Неужели снова похолодает? – не обращаясь к Гринчуку, спросил Мастер.

Как к отцу, сказал Атаман. Либо здесь замочат, сказал Атаман. Подменили, сказал Атаман.

Гринчук мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Ты зачем с Атаманом встречался? – спросил Мастер.

– Вы… – Гринчук надавил на «вы», – вы ничего сейчас не перепутали?

Мастер еле заметно усмехнулся. Вообще-то он редко улыбался. Но и люди, возражавшие ему, также встречались редко. Такая смелость забавляла.

– Вы зачем, уважаемый Юрий Иванович, встречались с Атаманом? – повторил свой вопрос Мастер.

– А почему это вас интересует? – спросил в ответ Гринчук.

– А потому что вы очень неудачно перебили всех стрелков, так что мне не у кого спрашивать больше.

– А вы спросите у Грыжи и его приятелей, – посоветовал Гринчук. – Прямо вот так возьмите и спросите. Я думаю, что они вам все расскажут.

– Спрошу, – медленно кивнул головой Мастер. – Они расскажут. Но ты мне все-таки скажи, о чем вы с Атаманом беседовали?

– А вам, извините, какая разница? Партию на бильярде сыграли. Пару киев друг о друга сломали. Договаривались, как он мне Мастера сдаст, а сам на его место станет.

– Он не говорил, кто мог его смерти хотеть? – спросил Мастер.

Его взгляд стал таким твердым, что Гринчук ощущал его почти физически.

– Не успел, – сказал Гринчук. – Мы только перетерли с ним на тему наезда, он извинился и сказал, что хотел просить у меня помощи…

– И ты?

– Я его послал, естественно. Я с конкретными пацанами в такие игры не играюсь.

– А он?

– А он возьми да и умри сразу после этого. Трудно не умереть, когда в тебя штук пятнадцать пуль влетело. Мог и меня с собой забрать, да я увернулся. Повезло.

– Повезло, – сказал без выражения Мастер. – Но только слух пошел, что это ты его…

– Замочил?

– Подставил, – Мастер рассматривал Гринчука в упор, словно перед расстрелом.

– Предъявляете? – спросил Гринчук, недобро улыбнувшись.

– Нет, предупреждаю.

– Быстро что-то у нас слухи ходят. И у нас, и у вас.

– Быстро, – согласился Мастер. – Но я в них не верю.

– Тогда мы можем прощаться, – подвел итог Гринчук. – Со своей стороны я заверяю вас, что не имею к этому расстрелу никакого отношения. И если я обнаружу, что слухи продолжают расширяться, да еще не без вашего участия…

– Угрожаешь? – спросил холодно Мастер.

– Предупреждаю. И если кто-то попытается что-нибудь предпринять в мой адрес или в адрес людей, мне близких, то я, уж не обессудьте, оставляю за собой право обидеться. Ву компране?

– Вполне, – кивнул Мастер.

– Я никого не обидел? – спросил Гринчук.

– Все в порядке. Только если решишь, что это я на тебя наезжаю, вначале свяжись со мной. На всякий случай.

Мастер протянул Гринчуку руку, и тому вначале показалось, что для рукопожатия. Но потом увидел визитку. Взял.

– Это мой прямой телефон. Если что-то понадобится – звони. Я не хочу ссорится с нормальными людьми, – Мастер повернулся, поморщившись от ветра, ударившего в лицо, и быстро пошел к машине.

Подменили его, сказал Атаман. Опоили.

Гринчук подождал, пока «мерседес» Мастера уедет.

И что теперь должен делать приличный человек? Нормальный. Рассказать кому-нибудь о страхе Атамана? Интересный вариант. Особенно забавно он прозвучал бы в кабинете генерала. Или вот сейчас нужно было сказануть это прямо в морщинистую, как у черепахи, рожу Мастера. И посмотреть, что он скажет. И скажет ли что-нибудь.

Гринчук подошел к «опелю».

– Что, Юрий Иванович? – спросил Михаил.

– Отдай мне мое родное табельное оружие и езжай, наверное, домой, – сказал Гринчук, – а я поеду к начальству. Заодно выясню, каких там дров наломал Браток.

«Опель» уехал.

Что с Михаилом, подумал Гринчук? То, что это не срыв – понятно. А как он вообще наступает этот срыв? Мгновенно? Вот только секунду назад это был добряк Михаил, симпатяга и всеобщий любимец, а через секунду изощренная машина для убийства?

Или все происходит исподволь?

Спросить у Полковника. Естественно, можно спросить у Полковника. Только что Полковник скажет. И скажет ли что-то вообще. Он в той программе, которая искалечила Мишку, был только завхозом. Финансовая служба вооруженных сил. И поэтому выжил тогда Полковник, когда все остальные, особо умные или слишком информированные погибали и пропадали без вести.

Полковнику повезло. Он не просто выжил, но и смог унести в клюве историю Михаила, который тогда Михаилом не был. Который был отбракован из той программы, потому, что органически не мог принять необходимость убийства. И который постоянно балансировал на грани срыва. И которого нужно было постоянно подстраховывать, чтобы успеть вывести его из боевого режима. Выключить.

Ты слово знаешь, сказал Атаман.

Прицепилось, зло подумал Гринчук. Он действительно знает код. Знает, что сможет вывести Михаила из состояния механического убийцы. Но как распознать, что Михаил идет к этому состоянию, как распознать, что через секунду может грянуть…

Гринчук достал из кармана телефон. Набрал номер.

– Доктор? – спросил Гринчук.

– Да, Юрий Иванович.

Усилившийся ветер швырнул в лицо Гринчуку старую газету.

– Вы сегодня не собирались в гости к Михаилу? – спросил Гринчук.

– Нет, а что случилось?

– Вы сегодня свободны с какого времени?

– В восемнадцать тридцать я принимаю Безумную Герцогиню, а потом – совершенно свободен. Тем более, для вас.