Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда засыпáли могилу, Андрей стоял в стороне, глядя поверх бесчисленных насыпей с редкими крестами. Он слушал, как падали в яму размытые дождем комья грязи, как звуки падения становились короче и резче, приближаясь к поверхности земли. И ему казалось, что профессор, так нечаянно появившийся в его жизни, унес из нее какую-то последнюю возможность сказать о самом важном. Что это было – самое важное, Андрей едва ли знал. Но у него было такое чувство, будто чья-то жестокая рука держала его за горло, и он понимал, что она не отпустит его, пока он не выскажет самого важного.
Он покинул кладбище после всех, сутулый, тупой, пронизанный сумеречным туманом. Он не шел, а тащился, почти полз по безлюдным, нескончаемым улицам пригородов. Он был похож на больного, которого выкинули из лазарета, едва он успел переломить болезнь.
Дома ему отворила дверь Рита.
– Тебя ждет какой-то солдат.
– Солдат?
– Да. Он не назвал себя, говорит, что ты знаешь его…
– Странно, – безразлично протянул Андрей и пошел в комнату, все так же, как на улице, изнуренно и тупо волоча повисшее свое тело.
У железной печки, лицом к огню, грелся солдат. Шинель его висела на стуле, около печки. Он сидел на корточках и потирал руки. Когда скрипнула дверь, он поднял голову, огонь перебежал с его лба на полуоткрытый рот, обведенный тонким кругом чуть заметных морщин, и губы его покривились в какое-то подобие улыбки.
– Вот и вы, – сказал он и поднялся с полу.
Андрей разглядел гостя только тогда, когда огонь заиграл на его губах. Он ухватился за косяк. В нем почти мгновенно исчезла вся мягкость. Из расслабленного и сгорбленного человека он превратился в одеревенелого, прямого, как столб, истукана. Рита, входя следом за ним и закрывая дверь, отстранила его, он сделал всего один шаг и опять застыл.
– Здравствуйте, – проговорил солдат, подходя к Андрею.
Руки Андрея дернулись назад, как будто он хотел заложить их за спину, потом он бросил взгляд на Риту и быстро пожал гостю протянутую спокойную руку. Солдат тоже взглянул на Риту и поклонился в ее сторону:
– Не имею чести знать имени… вашей… а-а… Она была любезна. Вот видите, я сушусь… Я думаю, не лучше ли нам…
И он ровно произнес по-немецки:
– Нам будет удобнее не говорить по-русски.
Точно от этих непривычных, нарубленных слов чужого языка Андрей всколыхнулся и быстро спросил:
– Как вы нашли меня?
– Увидел на улице. Я отличу вас среди батальона солдат. Потом проследил.
– Почему вы не уехали до сих пор?
– Это длинная история.
– Что вам нужно от меня? Зачем вы пришли?
Андрей выталкивал из себя вопросы с таким напряжением, как будто силился придушить ими отчаянный крик.
– Я мог рассчитывать на более радушный прием, – ответил гость и скользнул сощуренными глазами по лицу Андрея. – Разденьтесь, вы мокрый, – прибавил он снисходительно и пожал плечами. – Как вы взволнованны! Я смотрю на вещи спокойней. Раз навсегда я сказал себе, что каждую минуту я могу умереть. Я готов к самому страшному – к смерти. Поэтому я всегда спокоен. Что может быть опаснее смерти?
– Вероятно – так, если ничего не любишь в жизни, – пробормотал Андрей, стягивая шинель.
Он повесил ее на спинку стула, пододвинул к печке, неторопливо, медлительно, следя за каждым своим движением, и сел.
– Как случилось, что вы не уехали?
Гость опустился рядом с ним.
– Я с большим трудом попал в Москву. На это ушло около месяца. Я пробирался одиночкой. В Москве я в первый раз решил воспользоваться своим новым именем. Оно оказалось не совсем удобным. Я не хочу сказать ничего дурного о его прежнем владельце, но имя кто-то скомпрометировал раньше меня. Признаться, – ухмыльнулся гость, поглаживая Андрея смеющимся взглядом, – признаться, я подумал одно время о вас…
– Узнали? – шепотом спросил Андрей.
– Узнали, – сказал гость.
Андрей вскочил, кинулся к Рите и в страшном испуге забормотал:
– Узнали, боже мой! Рита, узнали! Рита, пойми, узнали…
Рита сидела на кровати, как всегда – в платке, уткнувшись подбородком в колени.
– Андрей, – проговорила она, дернувшись к нему и высвобождая руки из-под платка, – я не понимаю, о чем вы? Прошу тебя…
– Ах, ты не должна понимать, – простонал он, снова бросаясь к своему стулу, – ничего не должна понимать! Неужели узнали?
Гость помолчал немного, потом, как будто нарочно медля, с расстановкой и паузами произнес:
– Однако ненадолго хватило вашей выдержки. Вы на моем месте давно попались бы. Я, как видите, уцелел.
Андрей схватил его за рукав:
– Да говорите же, черт вас возьми, говорите! Узнали?
– Вот так-то лучше, – сказал гость, и его рот опять передернуло подобие улыбки.
– Узнали, – сказал он брезгливо. – Но я не могу с уверенностью сказать, что именно они узнали. Наверное, им стало известно, что я выдаю себя за другого. Но кто я в действительности – они могут только предполагать. Относительно вас…
– Боже мой! – опять простонал Андрей.
– Относительно вас я ничего не могу сказать. Одно время я думал, что именно вы скомпрометировали мое новое имя. Но потом решил, что это было бы рискованно для лас.
– Рискованно?
Гость пристально посмотрел на Андрея.
– Да. Даже если бы вы пожелали выдать меня, чтобы тем самым несколько упростить свое положение. Потом я вспомнил, что вы русский. Выдавать и предавать – не в духе русских, насколько я изучил их.
– У меня нет охоты философствовать на национальные темы. Я хочу, чтобы вы сказали, что вы думаете… как по-вашему… что известно.
– Ха-ха! Как хорошо вы начали и как путано кончаете! Вы хотите знать, стала ли известна роль, которую вы сыграли…
– Ну да, да! Роль, которую я… не все ли равно? – перебил Андрей. – Говорите!
– Судя по тому, что вы спокойно гуляете в таком большом городе, вас ни в чем не подозревают. Вообще мне кажется, что дело обошлось благополучно. Я почти уверен в этом. Во всяком случае, здесь меня беспрепятственно включили в эшелон.
– Что? Вы были… Вы назвали себя? – вскрикнул Андрей и схватил за плечи своего собеседника.
– То есть не себя…
– Конрада Штейна?
– Успокойтесь, милый мой друг. С этой стороны не грозит никакая опасность. Конрада Штейна больше нет.
– Нет? – отшатнулся Андрей.
– Конрад Штейн умер.
– Я ничего не понимаю!
– Ну, слушайте. В Москве могло все обнаружиться. Я вовремя убежал. Я попал в Клин, оттуда – в Тверь. Там я работал поденно. У меня был товарищ – славный парень, берлинец. Мы ночевали то тут, то там, у нас не было постоянного угла. Где получали