обращая внимания на дорогу, вижу, что на пути препятствие и аварийная ситуация. Вот мне и приходится иногда на кого-то прикрикнуть, кого-то приструнить, чтобы не случилась какая-нибудь жуткая авария. А вы — нет чтобы сделать вывод, — обижаетесь».

Через четыре месяца Сережа все-таки смог поехать в Цесис. А я осталась работать, ждать мужа и, конечно, любить дочку. Еще через два месяца все вернулись в Ригу. Сережа тоже, но он почему-то решил больше не заниматься со всеми. Сергей тогда так и не рассказал, что там случилось, с чем он там столкнулся, какие мысли к нему стали приходить, но вернулся он каким-то другим.

Я была счастлива, что наша семья опять в сборе, и в то же время удивлена, что Сережа не хочет ходить на групповые занятия, но ничего не сказала. Все было будто бы замечательно. Каралиночка подрастала, она росла доброй, смышленой и красивой девочкой.

Лишь совсем недавно Сережа понемногу начал рассказывать, что там, под Цесисом, происходило. Темпы обучения при подготовке к замкнутому варианту были настолько велики, что у кого-то начали вылезать застаревшие болезни, о которых уже давно забыли, у кого-то началось обострение в отношениях друг с другом или стали всплывать старые обиды, корни которых прятались еще в раннем детстве… Но ребята знали, на что и ради чего они шли. Никому не хотелось растягивать обучение на многие годы, если это можно было сделать за считанные месяцы. Тем более то, что накопилось в душе и теле человека, все равно следовало вытаскивать наружу и очищать. К тому же во время таких замкнутых курсов есть шанс очистить себя от ошибок, совершенных не только в этой жизни, но и тех, которые тянутся с предыдущих жизней. Вот и Сергей столкнулся в глубине себя с такими вещами, о которых раньше даже не подозревал. Он засомневался, что сможет справиться с этим, и сделал шаг назад, загнав проблему на самое дно души.

И вот 21 июля 1999 г. произошла трагедия. Это случилось, когда мы были у моих родителей за городом… Муж гнал машину в Сигулдскую больницу. У меня на руках лежало голенькое тельце двухлетней дочки. Ее голова безвольно подергивалась на каждой яме. Из ушка шла кровь. Очень редко раздавался еле слышный стон. Она была еще жива, но лежала без сознания… Палата интенсивной терапии… Мучительное, очень долгое ожидание специалистов из Риги… То, что творилось со мной в те долгие, бесконечные четыре часа, я описать не смогу… Я даже сейчас, три года спустя не могу сдержать поток слез.

Четыре часа длилась моя молитва, состоящая из прощения. Вся моя жизнь прошла у меня перед глазами. Все, что я сделала или подумала не так, все никчемные обиды и осуждения кого-либо. Вся я стояла перед собой. Эгоизм и лень. Я была глубоко, глубоко виновата перед дочкой. Она страдала из-за меня. Как только родители тормозят в своем развитии, начинают страдать их дети. До пяти лет в болезни ребенка виноваты только родители, и особенно мать, потому что маленький ребенок энергетически напрямую связан с мамой, он питается от нее. И если мама не успевает в развитии, это болезненно сказывается на ребенке, он может заболеть или даже…

Ей постоянно делали уколы. Я видела через щелку в дверях палаты реанимации, как подергивалась ее ручка от боли. Иногда я слышала, как она меня зовет: «Мамочка, где моя мамочка?» — и опять теряла сознание.

Первым человеком, кому потом позвонил Сергей, был Генадий. Сережа знал, что если кто и сможет помочь Каралине, так это он, и расстояние значения не имеет…

…Прибыла реанимация из Риги. Приехали заведующий отделением реанимации Республиканской детской больницы и нейрохирург. «Все, что зависит от нас, мы сделали, теперь все во власти Бога». Ночью по телефону Генадий меня успокаивал: «Будет тяжело, но Каралиночка поправится». И я ему поверила. Выписка: «множественные переломы основания черепа, сильная контузия мозга, диффузия сосудов оболочки мозга, паралич правой части, поражение нервов правого глаза…».

Трое суток реанимации в Республиканской детской больнице в Риге. За это время никто в отделении не умер. Два дня в общей палате в жуткой тесноте и духоте (14 м2 на 6 детей и 5 мамочек). В эти дни все дети резко пошли на поправку. Генадий занимался Каралиночкой, и этой энергии хватало и на нее, и на окружающих ее больных детей. После этого почти две недели мы лежали в просторной больничной палате вдвоем еще с одной девочкой. Если не ошибаюсь, ее звали Санта, хрупкая, но очень красивая девочка с большими глазами. Ей было 14 лет, кровоизлияние в мозг на глубине 7 см от поверхности, 8 операций, но результат почти нулевой. Сидеть не может, есть не может, постоянная рвота (дорогих таблеток, которых должно было хватать на 12–16 часов, хватало лишь на 4). И так перед нашей встречей три месяца между жизнью и смертью. Но девочка была в сознании, могла немного говорить. В тот день, когда девочек поселили вместе, рвота у Санты прекратилась. В таблетках нужда отпала. На следующий день она захотела есть. Еще через несколько дней она стала собирать Каралине пластмассовые пазлы. Она была просто заворожена Каралиной, хотя практически друг с другом они не разговаривали. Ее мама удивленно рассказывала, что когда папа приехал с младшей дочкой, которую Санта очень любила (папа был рядом почти постоянно, но вместе с младшей дочкой приезжал очень редко), доктор разрешил вывезти больную девочку на свежий воздух, благо погода стояла замечательная. Вскоре Санта начала проситься обратно в палату. Мама с тревогой смотрела на дочку, боясь ухудшения ее состояния, но девочка тихо сказала: «Нет, просто я соскучилась по маленькой девочке. Я хочу все время видеть Каралину». Дети подсознательно тянутся к хорошему и сильному, а через Каралину проходило достаточно большое количество энергий, необходимых для ее выздоровления.

Тем временем Каралина быстро пошла на поправку. Я каждый день созванивалась с Генадием, и он объяснял, как мы с мужем должны заниматься, какие практические элементы мне необходимо делать. Генадий смог остановить так называемое «колесо судьбы», встав между мной с Каралиной и жизнью, но исправить ситуацию, убрать причину произошедшего могла лишь я сама. Учитель покажет, научит и поможет, но пройти этот путь я должна была своими собственными ногами… Нас выписали чуть больше чем через две недели со дня трагедии — 7 августа 1999 г., накануне моего дня рождения. Это был самый лучший подарок в моей жизни.

Мы с Сережей много разговаривали с родителями этой девочки.