Как икра с икрой белужьи. Как молекулы к молекуле. Как звезда к звезде. И чудные оба! Пухлые ручки. Лампасы. Пиджаки. И в городе одном живут! В Миргороде. Город-то какой – площадь, а ней лужа знатная! Лужа луж! Что озеро! С утятами, с гусятами.

Лишь один дрозд картину портит, что голоса лишился. Вот, поди же ты, помирились бы оба Ивана, так и дрозд бы запел, затрелил, и люди бы стояли, слушали бы, плакали!

Неужели Гоголю дрозда не жаль?

– Птичку не жалко?

Как в том анекдоте.

Вот уж плачу, плачу я слезами миргородскими, слезами московскими, слезами нижегородскими, а толку мало. С места не двигается камень. И слёзы мои ему шкуру каменную прожигают, следы оставляют. Как вода камень точит, так и слеза его точит тоже. И жаль, что жизни моей мало отесать камень этот! И твоей тоже мало. И жизни Иванов не хватит, чтобы помирить враждующих.

Что это? Обида?

Но такая пустячная!

Если вражда, то уж больно мелкая, на сантиметр не более. А из неё целая книга вышла, выросла. И до сих пор растёт. Увеличивается. И пробовали оба помириться, пробовали! Но то один не в духе, то другой не расположен. То ещё какая оказия. Вот вроде бы уже нашлись слова примирения. Каждое с аршин. А надо мелкое бы такое, круглое слово найти, такое, как – милый друг, милый враг, чудный, прелестный.

Али таблетку какую дать проглотить?

Чтобы воспрянули, руки пожали, обнялись!

И хочется продолжения! Хеппи энда. Слово большой радости хочется.

А дрозд издох через пару лет.

Сам собой.

Видно, время пришло…

ЛУЧ ВОСЬМОЙ – САМЫЙ ЗОЛОТОЙ

И запела я целой повестью. Продолжением, ответвлением!

В Соцгороде есть свой Иван Иванович. Нынче, не смотря на увещевания Антипа, он сидел у себя дома. Важно так сидел. Он знал, что нынче Иван Никифорович пойдут дрозда издохшего хоронить. А на завтрак как раз творожные шаньги будут с топлёным маслом и сахарной подливой. Ух, смачные! Берёшь шаньгу, разламываешь напополам и макаешь её в нежное зефирное сбитое масло. И отправляешь в лоснящийся от жира рот, капли масла по подбородку стекают на розовую салфетку, нежно, сладко, невероятно приятно.

И кушает Иван Иванович и чаем запивает со смородиновым листом, калиновою ягодой, черёмухой протёртой с мёдом. У них в заулке ещё люди жили: ты, мы, соседи. Квартира была коммунальной на улице Карла Маркса дом пять! И сад там был, простой, для рабочих, отчего бы нет? И росли там деревья махонькие, но цветущие и плодоносящие. Это был, наверно, рай, кабы не внутренние распри, ссоры, обиды:

Это Соцгород (он почти Миргород, он почти Глупов!), но ударение в слове на второй слог, поэтому: нескучно, нескучно жить в Соцгороде. Только помешали нам девяностые, эти лихие, и откуда взялись? Исподволь.

Но наше дело: помирить Иванов!

А дело проистекало так: что уже постаревшие и вконец разругавшиеся оба Гоголевских персонажа проживали в Соцгороде. Один был редактором журнала, второй редактором альманаха. Дело дошло до сердечного приступа и у того и у другого. Одного прооперировали в мае, другого в марте. Выйдя из больницы, чуть поправившись оба Ивана так и не помирились.

Веруся долго и упорно просила Пульхерию выкинуть из головы окаянные мысли.

– Ну, и что если кто-то что-то пишет? Бумага всё стерпит…

– А социальные сети, порталы, разные там литбуки, морены, донеры?

– Эти штуки существуют до тех пор, пока за них платят. Кончатся деньги у хозяев, либо сами хозяева уйдут в мир иной, и нет ничего! Представляешь, выходишь в инет, а там лишь чмоки-чмоки, супер-пупер! Ничего нет тебя компрометирующего, провоцирующего, оговаривающего. Лишь есть один святой, праведный чат про Бога. И представь, вдруг вообще отключили энергию на земле. Всё погрузилось во мрак. Люди снова стали жечь лучину, жить в хижинах. Либо электричество есть, но его очень мало, всем не хватает. Разве кто-то станет искать информацию, порочащую тебя?

– Но должна же быть справедливость? Отчего мои слова прямо-таки натягивают, как сову на глобус, чтобы привязать к чужим фразам, доказывая, что эти фразы единственный источник моего света?

Пульхерия…Пульхерия…

Если бы была такая огромная всеохватная космическая, божественная песнь! Пела бы её и пела, пока бы ты не забыла все горести-печали свои! О, девочка, пеночка, о, сердечко твоё как бьётся, как старается. Но бесполезно доказать, объяснить. Объяснится. А слова так и растут из файлов стихи.ру., и пароль утерян, и сложно удалить что-то. А первые вирши, статьи, эссе, они такие несовершенные пока, не окрепшие, что делать с ними, они как доказательство несовершенства. И возраст тут ни при чём. И годы. И паспорт. Человек раскрывается неожиданно и неизвестно как он вообще раскроется, лишь Богу известно. Если на человека свалится неожиданно чьё-то неприятие и не восприятие, то он должен подумать: к чему это? Также как и любовь. И сообщение о том, что где-то теплится сердце, что горит его огонёк. Но сейчас для Пульхерии не это было главное: на первом месте было здоровье мамы. Надо было её как-то вынимать из её болячек. Всё началось с простого ковигриппа. Затем миниинфаркт, затем заболели ноги, появился плохой аппетит, глаза у мамы потускнели. Естественно, Пульхерия начала искать выход, ибо врачи только разводили руками. Далее начались походы в церковь, именно походы, потому что приходилось одеваться в длинную юбку, повязывать платок, мальчиков Пульхерия брала с собой. Венедикт и Антон шли самостоятельно, а младшего Костика женщина несла на руках. Это была встреча ангелов, они – белые, тонкокрылые, щемящая грусть и восторг, надежда и смирение. Пульхерия вставала на колени перед иконой, дети жались рядом, они крошечные казались в большом приходе, малыш мог ползать рядом. Ладошки его покрывались пылью, но ребёнок чувствовал себя прекрасно…

О, Господи, видишь ли ты меня? крохотную, капельную, словно крестик на вышитой огромной ткани.

И у Пульхерии получалось попросить о здоровье мамы, о малышах и о себе. Пульхерия понимала, что она часть текста молитвы. Она просила достать её из снов потому, что ярлыки тоже сны, болезнь мамы тоже сон, называющимся кошмаром. Лишь Соцгород – это реальность, он очищающий, омолаживающий, в нём можно спрятаться, как в тексте молитвы. А физическая болезнь – это душевная отчасти тоже.

Вылечи маму, Верни ей здоровье. Её ноги, её руки, развалины её тела…дай её то, что у неё было, не отнимай насовсем. Эти хрупкие элементы пустоты…

5

Названия улиц Соцгорода – песнь песней, только вслушайся: улица Социалистическая, улица