– Говоришь, они силой овладевали самками плоскоголовых? Но как это могло прийти им в голову? – изумился Тонолан.

– Они даже кичатся этим! – ответила Филония. – Как омерзительны эти мужчины! Я бы их к себе даже не подпустила.

– Филония! Я запрещаю тебе обсуждать это! Подобная грязь не должна занимать тебя! – повысил голос Ладуни, успевший к этому времени взять себя в руки.

– Я все поняла, Ладуни, – ответила она, понурив голову.

– Да, интересное дело… – заметил Джондалар, покачав головой. – Вот почему тот молодой запустил в меня камнем. Можно представить, как они разъярены… Иные из наших считают их людьми. Если это так…

– Я тоже слышал такие разговоры, – вздохнул Ладуни, пытаясь совладать со своими чувствами. – Не верь ты этому!

– Предводитель этого отряда мне понравился. И ходят-то они на двух ногах – как люди.

– Порой на задних лапах ходят и медведи. Плоскоголовые – животные! Животные тоже могут быть умными, верно? – Ладуни никак не мог унять овладевшего им возбуждения; не на шутку разволновались и его сородичи. – Обычно они безобидны – если, конечно, их не трогать, – продолжил он. – Похоже, они даже не понимают того, как это оскорбляет Мать. Такие игры до добра не доводят. Если эти животные рассвирепеют, нам не поздоровится.

– Да… Похоже, банда Чароли приготовила сюрприз и для нас, – вздохнул Тонолан. – Мы-то собирались переправиться на правый берег, чтобы не делать этого потом, когда река станет Великой Матерью.

Ладуни заулыбался. Стоило им перейти к обсуждению другой темы, как он успокоился.

– У Великой Матери много притоков, иные мало чем уступают самой реке, Тонолан. Если вы хотите пройти всю Великую Мать до самого ее устья, вам придется переправляться через них не раз и не два. Позвольте дать вам совет. Держитесь этой стороны, пока не окажетесь возле большого водоворота. Когда река достигнет равнин, она разделится на несколько рукавов. Переправляться через них куда легче, чем через Большую Воду. К тому времени станет потеплее. Если вы хотите погостить у Шармунаи, идите от переправы на север.

– И где же находится этот твой водоворот? – спросил Джондалар.

– Я начерчу вам карту, – ответил Ладуни, достав кремневый нож. – Ланалия, дай-ка мне этот кусок коры. Возможно, Шармунаи укажут вам дальнейший путь. Учитывая то, что какое-то время уйдет у вас на охоту и переправы, вы окажетесь там, где река сворачивает на юг, только к лету.

– Лето… – мечтательно произнес Джондалар. – Я так устал от снега и льда, что жду не дождусь лета. Больше всего на свете люблю тепло.

Его вновь коснулась нога Ланалии. Джондалар опустил руку на ее бедро.

На небе уже стали загораться первые звезды, а Эйла все еще продолжала свой спуск по крутому скалистому склону лощины. Едва она начала спускаться вниз, ветер мгновенно стих; Эйла на миг приостановилась, чтобы сполна насладиться блаженной тишиной. Впрочем, крутые склоны преграждали путь не только ветру, но и лучам солнца. К тому времени, когда Эйла оказалась на дне лощины, густые заросли, окружавшие небольшую речушку, сверкание которой сверху казалось неправдоподобно ярким, стали сливаться в одну сплошную зубчатую тень.

Она утолила жажду студеной речной водой и тут же заметила неподалеку круто уходившую ввысь стену, отбрасывавшую почти непроницаемую тень. Решив не возиться с палаткой, она просто-напросто завернулась в одну из шкур, чувствуя себя рядом со стеной куда спокойнее, нежели в палатке, расставленной посреди равнины. Перед тем как заснуть, она заметила вышедший из-за скал месяц и отметила про себя, что через несколько дней наступит полнолуние.

Проснулась она от собственного крика!

Она тут же вскочила на ноги и стала вглядываться в кромешную мглу, окружавшую ее со всех сторон. Страх пронизывал тело, стучал в висках, пытался загнать ее сердце. Тут что-то сверкнуло и затрещало так, что она буквально ослепла и оглохла, однако уже в следующее мгновение пришла в себя и различила медленно падающую наземь вершину огромной сосны, сломленную страшной молнией, слетевшей с небес. Более страшного зрелища она еще не видела: полыхающее дерево освещало сцену собственной гибели, отбрасывая на каменную стену фантастические, гротескные тени.

Неистовое пламя грозно зашипело и тут же погасло – на землю обрушились потоки воды. Эйла прижалась к стене. Ее теплые слезы смешивались с холодными каплями проливного дождя. Первый далекий гром, похожий на гул, который бывает слышен во время землетрясений, пробудил в ее памяти еще одну картину. Деталей этого кошмара, вызывавшего тошноту и смертельный ужас, она не могла припомнить. Новая вспышка, новые грозные раскаты грома. Вспышка молнии высветила обломок некогда могучего дерева, сломленного легким движением сверкающего небесного пальца.

Дрожа от страха и холода, Эйла сжала в руке свой амулет и стала озираться по сторонам, пытаясь найти хоть какое-то убежище. Такая реакция лишь отчасти объяснялась молниями и громом. Эйла не очень-то любила грозы, однако успела к ним привыкнуть, – обычно они были не столько разрушительными, сколько созидательными, ибо сопровождались сильным дождем. Она все еще чувствовала отголоски давнего ужаса, вызванного кошмарным воспоминанием о землетрясении. Землетрясения играли в жизни Эйлы поистине роковую роль, лишая ее тех немногих радостей, которые выпадали на ее долю, и потому она страшилась их более всего.

Почувствовав, что промокла насквозь, Эйла достала из корзины шкуру, служившую ей пологом. Положив ее поверх своего мехового ложа, она легла, между шкурами и попыталась согреться. Прежде чем ей это удалось, прошла добрая половина ночи. Заснула Эйла, лишь когда стихла гроза.

Птицы наполнили утренний воздух щебетанием, чириканьем и хриплым карканьем. Эйла выбралась из-под мехового полога и не без удовольствия огляделась вокруг. Зеленый, все еще мокрый после ночного дождя мир блистал в лучах утреннего солнца. Она находилась на широком каменистом берегу небольшой, постоянно петляющей речки, текущей в южном направлении, там, где эта речка поворачивала на восток.

На противоположном берегу росли высокие сосны с темно-зеленой хвоей, кроны которых доходили до самого верха стоявшей за ними отвесной каменной стены. Любая их попытка подняться выше над краем лощины пресекалась свирепыми степными ветрами. Это придавало самым высоким деревьям весьма странный вид – они начинали расти уже не ввысь, а вширь. Огромный великан, удивительную симметрию которого нарушали несколько ветвей, отходивших от ствола под прямым углом, стоял рядом с другим гигантом с опаленной, искромсанной верхушкой. Деревья теснились на узкой полоске земли, пролегавшей между речной излучиной и стеной; то тут, то там виднелись голые корни сосен, стоявших на том берегу.

На ее стороне росли совсем иные деревья: нежные ивы клонили к воде свои тонкие гибкие ветви с бледно-зелеными вытянутыми листочками; трепетали высокие осины; рослые белоствольные березы гордо высились над зарослями скромной ольхи, состоявшей с ними в близком родстве. Меж деревьев вились лианы, кустарник поражал своей густотой и многообразием.