Его вернула сюда гибель отца ребятишек.

— Да, вспомнил, — сказал Эдвард, вставая и отодвигая стул. — Я должен сказать вам пару слов до начала занятий. Дети, уберите со стола. Труди сказала, что будет мыть посуду, пока у нас все не наладится.

Эдвард помедлил у двери и посмотрел на Фиону.

— Комната, что я вам сейчас покажу, имеет общую дверь с вашей спальней. Я представлял себе будущую гувернантку во всех отношениях идеально подходящей детям. Она в моем воображении была зрелой и нравственно здоровой и с каким-то особым шармом, который действительно дается страданием, как вы говорили. И я решил отдать ей эту комнату — ту, в которой жила Рангимарие, — в качестве гостиной. При жизни Ранги это было сердце дома. Я сказал о своем решении детям и не хотел бы, чтоб они подумали, будто вы разочаровали меня.

Фиона чувствовала, с какой неохотой уступает он заветную комнату. Судя по всему, память о Рангимарие здесь превратилась в культ. Фиона с трудом подавила желание сказать ему, что ей бы хватило и одной спальни. Тем не менее Рангимарие ужасно заинтересовала ее.

Эдвард открыл дверь. Пол комнаты был устлан коврами: на сером фоне вкраплены пятна с оттенками опавших листьев и лимона. На окнах висели занавеси из тускло-зеленой тафты с серебристой искрой, стены изящно отделаны по штукатурке холодноватой зеленью, на которой выгодно выделялись картины. Кресла были глубокие, с выгнутыми спинками. Интерьер годился для любого времени года благодаря сочетанию теплых и холодных тонов. Три стены с окнами как бы образовывали эркер. Одна стена смотрела на восток — на озеро, другая на юг и третья на запад, на холмистую равнину.

Фиону комната привела в восторг. Здесь можно было смотреть на восход и закат, созерцать штормы и любоваться потоками солнечного света. Комната была воистину средоточием дома. Над камином из грубо отделанного камня с поблескивающими вкраплениями слюды висел портрет Рангимарие в ритуальном платье маори, сделанный рукой мастера. Рангимарие была точь-в-точь Виктория, с теми же утонченными, чеканными чертами лица, с горделивой осанкой. Копаре, головная повязка замысловатого узора танико, закрывала высокий лоб, национальная юбка из трав, пуипуи, сидела на ней удивительно изящно, а ее золотисто-коричневые плечи выступали из плаща из птичьих перьев столь же величественно, словно она была королевой Елизаветой на картине Аннигони. С этой мыслью Фиона повернулась к картине на противоположной стене. Это оказалась фотография. На ней Ранги в узком облегающем платье и светло-шафрановом жакете беседовала с английской королевой, вероятно во время ее визита в Новую Зеландию.

— За этот снимок фотограф был удостоен международной премии. Фотография называется «Королевское достоинство», — пояснил Эдвард без малейшей враждебности в голосе.

Фиона снова подошла к камину, посмотрела еще раз на портрет и встретилась глазами с Ранги. Она видела чуть приподнятые брови, немного плоский, выразительный нос, полные чувственные губы, точеные раковины ушей. Ей казалось, что Ранги ищет ее взглядом, о чем-то спрашивает, чего-то от нее требует, и в глубине души Фиона понимает ее и готова выполнить желание королевы.

— Спасибо, мистер Кэмпбелл. — Затем, чтобы скрыть волнение, она посмотрела на часы и внезапно охрипшим голосом проговорила: — Мне надо идти. Джеймс сейчас будет звонить в колокол.

Утро прошло быстро. Фиона не могла нарадоваться на детей, было просто удивительно, что при всех неурядицах они не отбились от рук. Впрочем, с такими опекунами, как мисс Трудингтон и Эдвард Кэмпбелл, это было бы нелегко. Идея изложить первым делом все, что ей известно о Новой Зеландии, принесла свои дивиденды. По той информации, что они обрушили на нее, она смогла оценить их знания.

— Ваша европейская культура насчитывает всего сто двадцать лет... — начала она урок. — У вас были войны с маори, но потом все расселились и стали более или менее мирно и удачно сосуществовать. Причем из всех аборигенов маори оказались наиболее восприимчивыми к новому образу жизни. Основные доходы страна получает от производства шерсти и мороженого мяса. Вы не обеспечиваете себя полностью зерном, хотя условия позволяют. В шестидесятые годы прошлого века страну потрясла золотая лихорадка; нередко случались землетрясения. У вас много горячих источников, гейзеров, и прочих термальных чудес. Вы первыми в мире предоставили женщинам право голоса, но невероятно консервативны в вопросе о роли женщины в судопроизводстве и жюри присяжных. Большую часть своих знаний о Новой Зеландии я получила от Гамиша, например, что у вас есть птица, что-то вроде огромного водяного пастушка, не умеющего летать, которую еще несколько лет назад считали исчезнувшей и которую нашли недавно около какого-то озера и теперь тщательно охраняют.

— Это такахе, — пояснила Элизабет, — на озере Те Анау, недалеко от нас.

— А еще у вас сохранилось доисторическое животное, маленький динозавр.

На сей раз первым откликнулся Джеймс, глазенки его горели от возбуждения.

— Туатара.

— Что значит туатара?

— По-моему, хребет на спине, — пояснил Уильям. — На первый взгляд это гигантский ящер, но это не так. У него... как это... все признаки доисторического чудовища — он смесь птицы и рептилии, даже такой глаз на голове — он вырастает над чешуями.

— Шишковидный глаз? — предположила Фиона.

— Точно, — откликнулся Уильям, с восхищением глядя на нее. «Кое в чем она смыслит», — можно было прочесть в его глазах.

Фиона решила, что учить юных Кэмпбеллов — дело интересное. Как ни странно, они совсем не отстали. Их знания вполне соответствовали требованиям школьной программы, учитывая обязательные сроки отправки письменных работ в экстернат. Фиона решила сегодня же составить расписание с учетом ведения их домашнего хозяйства. С некоторой досадой она признала, что Эдвард отлично справился с выпавшими на их долю неурядицами. Конечно, Труди помогала с уроками, но всю основную работу ему пришлось взять на себя. Разумеется, ему нужна была молодая и сильная помощница вроде нее. Но он относился к ней с таким недоверием, что даже если б она захотела остаться... Глядя на четыре очаровательные мордашки, Фиона чувствовала, что многое бы дала, чтобы помочь этим детям получить образование.

В полдень все перекусили ячменными лепешками с сыром. Второй завтрак устроили на дворике, куда выходило то окно комнаты Рангимарие, что смотрело на озеро, сегодня скорее темно-синее, а не сапфирное, как вчера. Воздух был словно вино, чистый, холодный в тени и бодрящий. Задувал порывистый ветер. Со скотного двора пришли Эдвард и Тамати.

— Норд-вест не стихает. Для этого времени года необычно. Похоже, пойдет снег. Но не очень сильный — овцы не сбиваются в кучу. — Эдвард посмотрел в бинокль, принесенный из комнаты Рангимарие, на горные гряды, тянущиеся по всему горизонту.

— Снег? — недоверчиво переспросила Фиона. — Разве такое бывает?

— Не только бывает, но определенно будет. Такой ветер часто предшествует снегопаду.

— Пусть насыплет побольше, — блестя глазами из-за очков, возбужденно крикнул Уильям. — Мы почти не катались нынче на санях, и лед на плотине стаял рано, на коньках тоже не накатались вдоволь.