— Конечно.

Ибрагим отошел к обочине, снял башмаки, вымыл ноги в ручье, который он заприметил перед этим, вытер их о свою куртку и приготовился идти дальше. Развив скорость, которую никто от него не ожидал, он побежал вдоль дороги, пока не добрался до почти пустой повозки. Подпрыгнув, он растянулся на соломенной подстилке возле Наоми. Она сидела там потому, что охраняла горшки, лежавшие в повозке: ее ноги были достаточно хорошо приучены к долгой ходьбе.

Солнце стояло уже высоко, и те, кто шли пешком, начали роптать. Примерно через полмили капитан охраны коротко переговорил с епископом и объявил долгожданную остановку. Повар епископа и его помощники быстро принялись за дело. Они разложили костер, вытащили горшки и чайники и собрали все необходимое для плотного обеда. Чуть дальше обслуга из женского монастыря зажгла свой костер и распаковала свою снедь. Наоми стащила Ибрагима с повозки и заставила его развести свой костер. На всех трех кострах начали готовить еду.

Исаак взялся за осмотр колена Беренгера, разгибая и сгибая его ногу, массируя ее с ароматным маслом.

— Мне кажется, состояние вполне удовлетворительное, — сказал он. — Было бы желательно, чтобы вы немного походили. Вы слишком долго сидели, не меняя положения.

— Так же, как и вы, господин Исаак. Возьмите меня за руку и прогуляйтесь со мной и Франсесом. — Трое мужчин пошли по твердому как камень лугу. — Чуть дальше должна быть тенистая роща, — сказал он. — Исаак, мне жаль, что вы не можете видеть того, что вижу я сейчас.

— И что вы видите, ваше преосвященство?

— Три кухни в поте лица трудятся над мало чем отличающимися друг от друга обедами, в то время как мой повар вполне бы мог и готов приготовить еду для всех.

— Но, возможно, добрая жена господина Исаака боится, что ваш повар подаст ей пищу, которая запрещена ей и ее семье, — сказал Франсес.

— Тогда ей не стоит есть этого, — сказал Беренгер.

— Уверен, что она совершенно не доверяет вашему повару, — сказал Исаак. — Но я поговорю с нею.

— Монахини не могут оправдаться тем же.

— Я предложил бы, ваше преосвященство, не заострять сегодня на этом вашего внимания, — сказал Франсес. — Позднее все кухни можно будет объединить.

Лишь когда дневное солнце миновало точку зенита, горшки были собраны и возвращены на прежнее место в повозках. Утреннее нетерпение значительно поутихло, и потребовались усилия, чтобы все наконец снова тронулись в путь, Однако, когда они уже тронулись на юг в сторону Таррагоны, Ракель машинально подхватила за узду мула, на котором ехал ее отец. Если бы кто-либо вздумал искать Ибрагима, то он нашел бы его во второй повозке, сидящим позади Наоми.

Они проехали Кальдес, а затем дорогу, уходившую в сторону Барселоны. Все чаще им встречались группы путников; с одними они обменивались дружескими приветствиями, а с другими — подозрительными. Когда послышался приближающийся топот несущегося во весь опор коня, большая часть путников так устала, что не обратила на него внимания. Но, когда всадник догнал епископа, лошадь замедлила бег, наездник энергично спешился, поклонился и передал его преосвященству тонкий, обернутый в кожу пакет, перевязанный лентой.

— Письма от дона Арно, каноника вашего преосвященства.

— Уже? — удивленно спросил Беренгер. — Что-то случилось?

— Мне ничего такого не рассказывали, но… — осторожно начал посыльный.

— Говори, — сказал Беренгер. — Почему тебя послали вслед за мной да еще приказали мчаться так быстро?

— У реки нашли тело монаха. Неподалеку от Сан-Фелиу. Может, из-за этого. Говорят, монах был убит, и при нем нашли письмо, адресованное вашему преосвященству. Это был францисканец, возможно, его зовут отец Норберт. Но мне ничего не сказали, за исключением того, что дело очень срочное и что письмо нужно передать вам лично.

— Они?

— Их было четверо. Дон Арно, ваше преосвященство, а еще отец Виталис, отец Рамон де Орта, и отец Галсеран де Монтетерно.

— Превосходно. Ты отлично справился с заданием, — сказал он, награждая гонца и возвращаясь к пакету.

Епископ сломал новую печать и посмотрел на письмо. Легким движением руки он подозвал Франсеса и Берната. Затем он тихо шепнул Франсесу, и тот подозвал Ракель, чтобы она подвела мула, на котором ехал ее отец, к ним поближе. Когда все собрались, епископ снова обратился к письму.

— Прочтите его мне, — сказал он Бернату. — Оно довольно сильно запачкано, и трудно разобрать слова.

Бернат взял листки и бегло просмотрел их. Когда он добрался до второй страницы, ставшей конвертом, он нахмурился.

— Часть слов невозможно разобрать, ваше преосвященство.

— Сделайте все, что в ваших силах.

— Как будет угодно вашему преосвященству, — пробормотал Бернат. — Начинается со слов «Его преосвященству епископу, или его самому доверенному викарию. Я нахожусь в крайне затруднительном положении; прошу вас о снисхождении и помощи. Не знаю, достигло ли известие о том, что я сделал, вашего слуха. Если да, то вы поймете, что, совершив эту страшную ошибку — нет, преступление, — я не мог принести вам эти документы собственноручно. Не имея возможности сделать это, я добавил к этому новый грех, поскольку дал святую клятву умирающему, что я доставлю их вам. Да простит Бог мою трусость. Так как я не могу приехать к вам, опасаясь повешения, я попытаюсь описать, как эти документы попали в мои руки. Во время бегства из Авиньона я старался нигде не останавливаться, даже в самых захудалых тавернах и гостиницах, и прикладывал все усилия к тому, чтобы не задерживаться в городах, где меня могли узнать или разыскивать. К сожалению, около Фигуэрес я опрометчиво присоединился к группе путников, которых мне лучше было бы обойти стороной. Один из них был гонцом, который вез документы для вас и для Его Величества. Вскоре после того, как мы достигли гостиницы, где мы все вместе остановились, гонец почувствовал себя плохо. Он страшно мучился. Гонец попросил привести священника, а рядом не было никого, кроме меня. Я был пьян, и на мне была кровь невинного человека, но именно меня привели к нему, чтобы я сделал для него все, что только возможно. Перед смертью он передал мне эти два документа, и рассказал, насколько они важны. Зная о важности этих документов, я пребывал в неведении относительного того, о чем в них говорилось. Он заставил меня поклясться, что я не позволю никому заглянуть в эти бумаги и сам не загляну, а передам их вам лично в руки. Я не знаю, что в них, но не могу передать их вам собственноручно. Я постараюсь найти честного человека, который передаст их вместо меня». — Бернат сделал паузу. — Это конец первой страницы, которая почти не испачкана.

— А вторая страница?

— Я прочту все, что можно на ней разобрать.

— Если он проповедовал так же длинно, как пишет, — сказал Франсес, — неудивительно, что его убили.

— Сначала пятно покрывает несколько строк текста, — сказал Бернат. — Вот продолжение: «…оно кажется мне довольно странным. Я думаю, что, скорее всего, несчастному гонцу помогли умереть при помощи какого-то особенно отвратительного яда. По крайней мере у двоих мужчин, которые путешествовали вместе с нами, имелись причины заглянуть в эти документы. Я не знаю, были ли это их имена, или это относится к месту, откуда они родом, но они называли себя…» — Еще одно пятно, закрывает целую строчку.