Опять. А ведь я тебя лапал и чуть не… От вихрем промелькнувших картинок и нахлынувших тактильных воспоминаний Сергей сглотнул и переступил с ноги на ногу, опираясь плечом о стальную стену лифтовой кабины. Мысль сбилась, Любин вопрос вылетел из головы, а с языка сорвалось то, что действительно его волновало.

— Люб, жалеешь, что ушла вчера? Только честно.

Чёрт, он не хотел вот так в лоб и сразу, но теперь отступать было поздно. Только вперёд. Соболев, понимая это, сделал к желанной добыче шаг, одним движением съедая разделяющее их пространство, и уперся рукой в стену над Любиной головой, нависая в каких-то ничтожных сантиметрах.

— Я вот жалею, — хрипло продолжил, смотря в широко распахнутые ореховые глаза.

— Сергей Иванови…

— Полночи, знаешь, жалел, — и сам усмехнулся звучащей в признании двусмысленности. Да, Люб, можешь думать самое пошлое — вот именно вот так и "жалел"…

— Сергей Ивано…

Лифт дернулся, останавливаясь на нулевом этаже паркинга. Люба замолкла и покосилась на разъезжающиеся двери. Соболев уловил чужие фигуры, ожидающие, когда они с Вознесенской освободят кабину, и отпрянул. Чёрт. Ну ведь уже не послала. Прогресс. Хотя… Может, не успела просто? Или всё-таки не послала бы? Сергей хмурился, раздумывая над этим жизненно- важным вопросом, пока шёл к своему кадиллаку, и сердце в груди сладко и тревожно билось в такт стучащим за спиной Любиным каблукам.

***

Пикнув сигнализацией, Сергей услужливо распахнул перед своей дамой переднюю пассажирскую дверь. И руку подал. Машина была высокая, и вроде как обязательный жест. Но Люба всё равно сначала в замешательстве посмотрела на его ладонь и только потом вложила теплую и мягкую свою. От их соприкосновения по нервным окончаниям побежал щекочущий горячий ток, и Сергей в который раз пожалел, что едут они сейчас на работу, а не куда-нибудь в ресторан. Или загород…А на выходные можно в Сочи улететь, да…Так, стоп. Разогнался ты что-то, Иваныч. Тут от тебя по стенкам в лифте жмутся, а ты уже мысленно на букинге отель бронируешь. Криво усмехнувшись собственной непонятно откуда взявшейся прыти, Соболев захлопнул дверь за своей ординаторкой и обошел машину.

В салоне кадиллака пахло непривычно. Любой. Вот этим всем вместе: тонкими духами, пирожками и летним воздухом, потерявшимся в её волосах. Запахи причудливо сливались с давно знакомыми ароматами кожаной обивки, его геля после бритья и сигарет. Соболев сделал глубокий вдох, набирая в лёгкие побольше, и тронулся, искоса поглядывая на женщину, сидящую рядом. Она вроде как освоилась, расслабилась и с любопытством, хоть и тайком, озиралась по сторонам. И на него озиралась тоже. Сергей ощущал её мимолетные взгляды жгучими покалываниями на правой щеке, словно лучи утреннего солнца припекают, и каждый раз непроизвольно улыбался. Может, Любе и неловко, а он вот буквально наслаждался всем происходящим и не мог не предвкушать продолжения. Что оно будет, даже не сомневался. Да, он не хотел заводить очередной интрижки на работе, но тут грех ситуацией не воспользоваться. Люба взрослая, вменяемая, судя по тиндеру, готовая на непродолжительные отношения, и вообще очаровательная женщина. С такой даже друзьями потом вполне можно остаться. Тем более соседка. Секс пройдёт, а пирожки останутся…

Кстати, о пирожках… Запах свежей выпечки, идущий из пакета на Любиных коленях, с каждой секундой становился всё невыносимей, мешая думать, следить за дорогой и повышая до критических отметок слюноотделение. А Сергей, между прочим, не завтракал…Раздражает уже!

— Люб, — на фоне одолевающего голода голос Соболева прозвучал хрипло и грубо, — Достаньте сейчас один, заклинаю, пока я тут не сдох, или мы в трамвай не въехали.

Вознесенская сначала непонимающе нахмурилась, а потом весело фыркнула.

— Да, пожалуйста, — и полезла в пакет, а потом тише, видимо, жалуясь на его тон, — Сразу бы сказали нормально…

И через секунду вложила Соболеву в руку теплое, румяное, кулинарное чудо. Сергей тут же откусил, прожевал и покосился на Любовь Павловну. Он обычно не матерился, но…Блять. Предательски хотелось расплакаться и откусить ещё. Это был не пирожок. Это был кусочек его счастливого беззаботного детства в деревне. Это был душистый луг, парное молоко, знойный полдень, забитый жужжанием ленивых от жары насекомых, пронзительно-синее небо над головой и прохлада мелкой речки у бабушки за домом в Ростовской области. Соболев так живо это всё представил, что чуть не проехал на красный. Люба испуганно охнула, когда он с размаху вдарил по взвизгнувшим тормозам.

— Сергей Ивано…

— Ведьма вы, Вознесенская, — зло процедил Соболев, правильно считая, что, в том, что они чуть убились сейчас, она виновата, — Ведьма и есть! Кто ж так готовит?!

— Как так??? — вспыхнула Люба.

— Вкусно! — и откусил ещё раз.

Люба сначала открыла рот от неожиданного комплимента, а потом заливисто захохотала. Заразительно и звонко. По- настоящему. Сергей невольно заулыбался сам. Красивая…Можно любоваться, пока не зеленый…

— Не представляю, как муж вас отпустил… — пробормотал себе под нос задумчиво, наблюдая, как растягиваются в очаровательной улыбке ярко очерченные женские губы.

Люба перестала смеяться. В ореховых глазах мелькнуло что-то холодное и болезненное, а рот превратился в тонкую линию.

— Не всё в жизни можно решить пирожками, Сергей Иванович, — тихо произнесла и отвернулась к окну.

На светофоре загорелся зеленый. Соболев тронулся. Наверно, надо бы оставить эту тему, но Сергей уже не мог. Распирало. Откашлявшись, он начал выспрашивать, смотря то на дорогу, то на посерьезневшую женщину, сидящую по правую руку от него.

— Изменил что ли, Люб? — как бы невзначай поинтересовался Соболев.

— Почему сразу "изменил"? — Люба как-то даже искренне возмутилась.

Сергей хмыкнул. Да, он бы тоже ей не стал изменять. Наверно.

— Не знаю, — ответил вслух, пожимая плечами и почесывая пальцами подбородок, — Мне вот изменили. Бывает…

А потом сразу продолжил, не желая заострять внимание на себе.

— Или ты изменила? — и хитро подмигнул.

— Нет, — Люба слабо улыбнулась, оттаивая, — И я не изменила.

— А что случилось?

Люба молчала. Вежливая улыбка на губах трансформировалась в рассеяную, ореховые глаза подернулись мутной дымкой.

— Характерами не сошлись? — Сергей не скрыл иронии в голосе, считая это глупой формулировкой. Ну, что значит "не сошлись"? Значит не очень-то и надо было "сходиться"…

— Нет, — Вознесенская медленно покачала головой, продолжая смотреть куда-то мимо него. Вздохнула, — Не смогли пережить.

— Что не смогли пережить? — не понял Соболев.

— Горе случилось. Не смогли пережить, — как-то слишком просто ответила Люба.

— Горе? Что ж за горе, что вместе никак? — Сергей сначала спросил, а только потом подумал, что это уже верх нетактичности, и Любовь Павловна будет права, если его прямо сейчас пошлет с его любопытством.