— Нет, — признала Милли. — Такого я еще не испытывала.

Молчаливый художник уже поставил перед Майклом мольберт с красками. Взяв кисть, Майкл макнул ее в красное и осторожно провел под правой грудью Милли. Она вздрогнула от прохладного прикосновения, но ничего не сказала. Гладкая кисть заскользила по ее груди, заставив соски напрячься. Майкл каждый обвел белой краской, наверное подразумевая, что когда-нибудь из них заструится молоко. Милли захотелось, чтобы он припал к одному из них губами прямо сейчас, даже чуть прикусил, чтобы она вскрикнула от боли.

Но Майкл не трогал ее ни губами, ни руками. Только кисть касалась ее тела, только краски ложились на него. И между тем желание разрасталось в ней так стремительно, что Милли казалось: она не выдержит до окончания сеанса, прямо сейчас обовьет Майкла руками и ногами, вопьется губами в его шею и потребует взять ее здесь — на этом ковре, при этом художнике. А неумолимая кисть, дразня и ласкаясь, гладила низ ее живота, изредка впиваясь короткими мазками. Внутри что-то протяжно отзывалось на каждое движение Майкла, просило его проникнуть внутрь, снять то напряжение, которое возникло там, терзая Милли.

Но попросить об этом Майкла было немыслимо. Он и так считал ее испорченной девчонкой, не зря же напомнил о том, как вчера Милли продемонстрировала ему темноту у себя между ног. Неужели этот ее хулиганский жест не притянул, а оттолкнул его? Ей казалось, что мужчины сходят с ума буквально от всего, что она делает.

Милли больше не смотрела вниз. Закрыв глаза, она полностью отдалась незнакомым ощущениям. Сейчас она и свое тело чувствовала обновленным, совсем другим. Такой прелюдии к любви у нее еще не было. Но ждет ли ее сама любовь? Если нет, она просто умрет от неудовлетворенности. Неужели Майкл допустит это?

Вспомнив про его друга, она чуть повернула голову, чтобы проверить — здесь ли он еще? Но позади никого не было. Хотя наверняка тот находился где-то поблизости, ведь Милли не слышала, чтобы щелкнул замок входной двери. Впрочем, она была не заперта и когда они пришли.

— Никого больше нет? — то ли сказала, то ли спросила она.

Майкл не ответил. Он вдруг зачерпнул рукой красной краски и прижал ладонь к ее ягодице. Медленно размазал, массируя, и принялся за вторую. Милли непроизвольно выгнулась, чтобы ему было удобнее. Другой ладонью Майкл зачерпнул желтого, и раскрасил ее колено. Затем бедро, затем… Милли уже замерла в ожидании главного движения, но его рука ушла выше, прижалась к ее плоскому животу, заполнила краской пупок. Майкл аккуратно обошел и ее грудь, будто дал себе слово не трогать самые чувствительные места, но долго гладил высокую шею Милли, которая была сплошной эрогенной зоной. Она уже стонала и извивалась под его руками, а он все мучил ее, никак не позволяя ей получить хоть малейшее удовлетворение. А когда Милли пыталась схватиться за его руку, направить ее в нужную точку, Майкл настойчиво высвобождался и продолжал свое жестокое творчество.

Тогда она сама прижала пальцы к зудящему бутону, давно созревшему в ее цветке, которого Майкл еще не видел. Ее возглас прозвучал последним аккордом. Внезапно оборвалась музыка и рядом больше не было Майкла. Милли поняла это еще до того, как открыла глаза.

Он стоял чуть поодаль и тщательно вытирал руки.

— Если хочешь сама, то давай все сама, — сказал он с таким презрением, что Милли вся сжалась.

— Что ты. Майкл, — пролепетала она. — Я вовсе не хочу все сама… Я просто не могла дольше выдерживать эту пытку!

— Что ж… Раз не по-моему, то вообще никак.

И Майкл Кэрринг вышел из комнаты, оставив Милли наедине с ее отчаянием. Несколько минут она продолжала стоять посреди мастерской, сжавшись от холода и стыда. Потом стянула белую тряпку, закрывавшую один из холстов, набросила ее на себя и отправилась искать ванную.

Хозяина квартиры она обнаружила на кухне. И обмерла, увидев на нем вместо старых джинсов и перепачканной майки желто-коричневый халат, который не был завязан. Милли сразу увидела, что под халатом на художнике ничего нет. И он вовсе не собирался скрывать этого. Напротив, он распахнул полы пошире, показав Милли, что готов закончить то, к чему Майкл так тщательно ее готовил.

— Мой друг сказал, что вы рассчитаетесь со мной за краски, — без улыбки проговорил он.

Милли прислушалась к тому, как протяжно и болезненно ноет в животе. «Он хочет, чтобы я заболела по его милости?» — подумала она о Майкле с ненавистью. И сказала художнику:

— Сначала я хочу принять душ.

— Я провожу, — вызвался он с готовностью.

«Это должен был сделать Майкл!» — Ее охватило отчаяние. Этот непонятный человек никак не давался ей. Она даже не могла понять, нравится ли ему или он испытывает к ней презрение. Пытался он унизить ее или действительно хотел раскрасить чувственность новыми красками? Она не выдержала испытания. Ну что ж. Значит, она не такая, как он представлял.

«А вот такая!» — с темным злорадством подумала Милли, раскрывая случайному любовнику вход туда, куда Майкл не захотел и заглянуть. Забравшись с ней вместе под душ, художник уже вонзился в нее сзади и стиснул так, что Милли вскрикнула. Он рвался в нее страстно и грубо, но ей сейчас именно этого и хотелось. Он заласкал ее до того, что она чуть с ума не сошла. А эти не знакомые руки мяли ее тело, оставляя на коже синяки. Он кусал ее сзади, как взбесившийся от желания кот, и, казалось, был ненасытен. А Милли испытала оргазм уже в первую минуту, и ей хотелось обмякнуть хоть на минуту, чтобы как следует прочувствовать наслаждение. Но ее безымянный партнер был неумолим. Он вертел ее, поворачивая к себе то задом, то передом, то обмывал горячей струей душа, то бросал его и до хруста сжимал Милли обеими руками…

И вдруг она увидела Майкла. Он стоял в дверях ванной и смотрел на нее.

* * *

— Куда идет этот автобус?

Милли спросила об этом, только заскочив в салон. Сумка, которую она взяла с собой, была совсем не велика, ведь Милли собиралась отправиться на побережье, например в Калифорнию, а там теплые вещи вряд ли пригодились бы. Зато там было море, в волнах которого ее опять могли подстерегать самые потрясающие приключения.

— По маршруту. — Водитель был не слишком любезен.

Или ему просто хотелось, чтобы Милли немного задержалась возле него, расспрашивая, а он тронул бы автобус, ее качнуло, и она уперлась бы бедром ему в плечо. И может быть, не один раз.

Но Милли ни о чем не спросила, только кивнула, взяв билет, будто именно это и желала услышать. Она прошла в середину салона и заняла свободное место у окна и справа поставила сумку. И обнаружила, что шоферу отлично видно ее через зеркальце, чем он и пользуется. У Милли даже мелькнуло сомнение: не специально ли она выбрала именно это сиденье, ведь парень был ничего. Смуглый, черноволосый, наверное, в нем присутствовала мексиканская кровь. Полукровок у нее еще не было, говорят, они очень темпераментные. Ей даже показалось, что водитель чем-то похож на ее любимого Киану Ривза, не раз являвшегося Милли еще в подростковых снах.