• В остальном же немецкие коллективы совершенно не отличаются от тех, к которым мы привыкли на родине. Там точно так же ссорятся, мирятся, стремятся в срок сдать ненавистный проект, остаются в бюро дольше, чем нужно, пытаются продвинуться вверх по карьерной лестнице. Одним словом, обычная рабочая рутина. И точно так же, как и в любом другом коллективе — в России или в Испании, в Бразилии или в Швейцарии, выживает сильнейший.

Если отношения в российских и немецких коллективах в большей или меньшей степени можно сравнивать между собой, то отношение немцев к своим старикам в корне отличается от того, к чему мы привыкли дома. С тех пор как одной из сфер моей деятельности стала организация помощи пожилым и больным людям, у меня появился неисчерпаемый источник для наблюдений за тем, как живут немецкие пенсионеры, как к ним относятся в клиниках, домах престарелых и реабилитационных центрах, и самое главное — как они сами ощущают себя на закате жизни.

Прежде всего хочу рассказать вам о том, что в отличие от России и стран бывшего СССР в Германии не принято жить большими семьями. Несколько поколений под одной крышей можно встретить разве что в деревнях, и то все реже и реже. Молодые люди, только-только окончив школу, начинают самостоятельную жизнь, и родители остаются одни.

Выйдя на пенсию, они обычно занимаются собой, путешествуют, наслаждаются жизнью и принимают минимальное участие в воспитании внуков. Здесь просто так не принято. Соответственно, когда родители становятся старыми и немощными и не могут больше за собой ухаживать, у них существуют только две возможности — нанять мобильную патронажную службу или уйти жить в дом престарелых. Это не считается зазорным или неприличным ни со стороны пожилых родителей, ни со стороны их выросших детей. Они могут приезжать в гости по нескольку раз в неделю, а то и каждый день, совершать с родителями совместные прогулки и присутствовать на каких-то праздниках, но от тяжелого совместного быта избавлены и те и другие.

Здесь следует отметить, что немецкие дома престарелых — это не место, куда уходят умирать. Это место, где стараются организовать качественную и максимально разнообразную жизнь для тех пожилых людей, кто сам уже по состоянию здоровья не может за собой ухаживать, но все еще не готов присматривать место на кладбище.

Кстати, живут в домах престарелых часто в однокомнатных «студиях» — квартирках, где у каждого — своя мебель и привезенные из дома вещи — любимый плед, цветы, комод, масса фотографий.

Однажды, познакомившись с одним из «постояльцев» такого дома престарелых, живущих именно в отдельной комнатке, я неожиданно удостоилась чести выслушать потрясающе щемящую любовную историю, напомнившую знаменитую песню «Девушка из Нагасаки», написанную композитором Павлом Русаковым на стихи Веры Инбер и исполненную когда-то Владимиром Семеновичем Высоцким.

Когда я вошла в комнату к этому человеку, первое, что бросилось в глаза, — две черно-белые фотографии, стоящие на прикроватной тумбочке. На одной — круглолицая полноватая блондинка с волосами, уложенными надо лбом высоким валиком, в глухой кофте, застегнутой сверху донизу на дюжину крошечных пуговичек. А на второй — тонкая как струна восточная девушка в маечке. Длинные волосы падают на глаза, в одной руке — цветок, роза, а другую она прижимает груди, словно благодаря за то, что ее сфотографировали. Случайный, несрежиссированный снимок.

— Это моя жена, Марлис, — он кивнул в сторону блондинки. — Она умерла очень рано, ей было чуть за тридцать. Сердце. Какая-то врожденная болезнь, я уж не помню. А это, — он улыбнулся одними глазами — уголки рта при этом оставались опущенными вниз, — это… тоже… одна женщина. Она так и не стала мне женой. Не успели, да и сложно все это было в те годы. Хотите, расскажу?

Он был не капитаном, а старпомом. И родиной его, в отличие от песни, был не Марсель, а небольшой рабочий городок Гельзенкирхен. После школы подался в Гамбург. Начинал матросом, дослужился до старпома. Ходил на рыболовецких шхунах, потом на сухогрузах. Рано женился, жили душа в душу, только детей не было. А потом жена умерла, и он остался совсем один. Хорошо, хоть профессия была любимая, а то свихнулся бы от горя.

Через несколько лет после смерти жены их судно стояло в Гонконге. В портовом баре он и увидел ее — девушку с раскосыми глазами и совершенно прозрачной кожей. Говорит, до сих пор помнит, что первая ассоциация была — как фарфор. Кукла фарфоровая. У его бабушки такие стояли на комоде.

Они ввалились в бар гурьбой — толпа молодых, голодных до женской ласки мужиков. Она молча обслуживала их, никак не реагируя на соленые шутки. Он говорит — увидел, и понял, что без нее отсюда не уедет. Заберет с собой, хоть как. Любой ценой, но увезет в Германию.

Познакомились, пообщались. Пока судно стояло в Гонконге, они практически не расставались. То есть все время, что ему было разрешено провести на берегу, они проводили вместе. Через несколько дней корабль направился в обратный путь, и, вернувшись в Германию, он начал носиться по всяким организациям и узнавать, как же ввезти в страну женщину, с которой решил связать свою жизнь.

В следующий раз он ее увидел только через восемь месяцев.

— Она не знала точно, когда мы будем в порту. Я сам не был уверен в дате. Сошли на берег, я вошел в бар, и она, увидев меня, бросилась мне на шею…

Он рассказывал очень медленно, с длинными паузами, которые требовались ему для того, чтобы собраться с силами. У него было серьезное легочное заболевание, и одышка мешала говорить.

— Это были, наверное, лучшие дни в моей жизни. Я обещал ей, что добьюсь того, чтобы мы поженились, и увезу ее с собой. Это не так просто, нужно собрать много бумаг, но мы справимся. Следующая наша разлука длилась около полугода. А когда я снова оказался в Гонконге, выяснил, что… в общем, в баре была какая-то страшная драка, и… она погибла.

Он подбирал слова, рассказывая очень деликатно, боясь каким-то образом опорочить женщину, которой давно нет в живых…

— Я все равно был счастлив. Пусть коротко совсем, но все же. Вот так вот жизнь сложилась, по-идиотски. Сначала жена, потом…

Когда мы с ним познакомились, он жил в Betreutes Wohnen — это такой комплекс квартир для пожилых людей, где они живут, с одной стороны, самостоятельно, а с другой — под наблюдением врачей и с постоянной возможностью получить необходимую помощь, и с радостью рассказывал каждому приходящему о своей несостоявшейся любви…

В домах престарелых идет совершенно полноценная жизнь. Завязываются дружеские отношения и даже романы, случаются ссоры и раздел сфер влияния. Все как в обычной жизни, только с поправкой на возраст.

Несколько лет назад, приехав с инспекцией в один из домов престарелых, я чуть не стала свидетельницей нешуточной любовной драмы, разыгравшейся между двумя престарелыми бюргерами[11].