– Кстати, чуть не забыла! – воскликнула Энн, когда Мэгги проходила мимо нее. – Кажется, свекровь на днях получила письмо от своей сестры – от матери Колина Вентворта.

Мэгги остановилась в дверях, чувствуя на себе взгляды женщин. Она медленно повернулась и посмотрела на Энн.

– Ты ведь помнишь Колина, Марта? А ты, Агнес? Ну ты-то, Мэгги, помнишь его, я уверена. Вы просто не поверите, что она написала.

– Ради бога, Энн, расскажи, – прощебетала Марта. Мэгги слышала, как громко бьется ее сердце. Пока она разглядывала круглое улыбающееся лицо Энн, у нее в ушах стоял звон.

– Дед Колина выздоравливает после сердечного приступа – это во-первых. Он идет на поправку даже быстрее, чем они надеялись, – скороговоркой начала Энн, и ее улыбка стала еще шире. – Но теперь самое интересное, можно даже сказать – самое захватывающее: на Рождество Колин женится! Не правда ли, здорово?

Магазин перед глазами Мэгги поплыл. Цвета, звуки, запахи – все смешалось в сумасшедшем калейдоскопе. Старое морщинистое лицо Мейбл Феллз расплылось, бочки и коробки кружились, и Мэгги чувствовала, как подгибаются ее колени и земля уплывает из-под ног. Она поморгала, и ей удалось сохранить равновесие. Понемногу зрение восстановилась. В нескольких футах от себя она увидела тетю Виллону. На ее исхудавшем, иссушенном заботами лице застыло жалостливое выражение. Тут Мэгги поняла, что все смотрят на нее: молча и с сочувствием; некоторым даже неловко наблюдать ее унижение. Все в радиусе двадцати миль от Эштона знали, что за ней ухаживал Колин Вентворт. Очень долго кумушки обсуждали ее дерзкую затею завлечь его. Теперь еще до вечера разнесется новость о том, какое сильное разочарование постигло Мэгги Клей. Но все это не имело никакого значения. В мозгу Мэгги снова и снова, как эхо, звучала фраза, сказанная Энн: «На Рождество Колин женится».

– Что с тобой, Мэгги? Ты так побледнела! Учитывая, сколько времени провел с тобой Колин Вентворт, он наверняка рассказал тебе о своей невесте? – слащаво заговорила Энн. – Кажется, его мамаша довольна, как гусыня, что он женится. Девушку зовут Клара – Клара Ван Дайк. Не правда ли, красивое имя? И мне кажется, что она сама красивая. Тетя Кэла написала, что Колин на медовый месяц повезет ее в Париж.

– Может быть, тебе стоит послать им подарок на свадьбу, Мэгги? – вставила Агнес. – Ведь вы с ним стали хорошими друзьями.

– Девочки! – возмущенно воскликнула тетя Виллона, и ее голос резко прозвучал в настороженной тишине, наступившей после слов Агнес. – Хватит чесать языком – время идет. Энн, если тебе нужны пуговицы к платьям, то пойди и выбери побыстрее. Мистер Тейт не может тратить на тебя весь день.

Все вдруг заговорили разом, слишком быстро и слишком громко. Женщины собрались вместе, разглядывая ткани, проверяя по спискам, все ли купили, покрикивая на детей, которые, не обращая на матерей внимания, играли среди бочек, ящиков и корзин, стоявших у печки. Опустив голову, Мэгги выбежала из магазина.

Ей хотелось умереть. Хотелось кричать, плакать и рвать на себе волосы. Холодный западный ветер срывал с нее шаль, лицо пощипывало от мороза, а Мэгги бежала по улице. Слезы безудержно катились по ее щекам, она ничего не видела, сердце щемило от невыносимой муки.

– Мэгги! Куда это ты несешься как угорелая? – удивленно спросил ее дядя Гарри, который вышел из кузницы как раз в тот момент, когда она пробегала мимо. Девушка только покачала головой и побежала дальше, обогнав нескольких прохожих на узком тротуаре. Ей нужно скрыться, остаться одной, пока боль в душе не разорвала ее. Она бежала к дубовой роще на окраине города.

Оказавшись наконец одна под укрытием деревьев, Мэгги опустилась на мягкий ковер из желтых листьев среди камней и перекати-поля. Над головой сияло бледноголубое небо, ветер обжигал щеки. Вдали она слышала городской шум: скрип колес, ржание лошадей, голоса прохожих, приветствовавших друг друга. Суета, люди, пересуды и… печаль. Вот что такое Эштон – люди, которые смеялись над ней или сочувствовали, покачивая головами. «Глупая девчонка – размечталась непонятно о чем».

Она дала волю своему горю. Ее плечи сотрясались от рыданий, в горле саднило, все ее существо охватило отчаяние, которого она не испытывала с того дня, когда умер отец. Многие недели от Колина не приходило ни весточки, и вот она узнает от Энн, что он собирается жениться. «Дура, дура, дура! – проклинала она себя, задыхаясь от слез. – Ты верила ему, любила его, позволила ему…»

Она не могла думать о том, что позволила ему тогда в здании школы. Если раньше воспоминания разделенной любви наполняли ее сладостным теплом, то теперь душу наполнил стыд, а за ним пришла ярость. Понемногу Мэгги успокоилась и, глядя на белку, возившуюся в корнях тополя, росшего неподалеку, подумала: «А вдруг это неправда, вдруг Энн солгала?» Но она тут же пресекла эту мысль. Нет, Колин не хотел иметь с ней дело, иначе обязательно бы написал, выполнил бы свое обещание…

Мэгги вдруг почувствовала, как на нее навалилась страшная усталость. Она ослабела и дрожала, горло болело. И глаза, наверное, покраснели и распухли от слез, подумала Мэгги. Глубоко вздохнув, она огляделась. Солнце садилось, воздух стал еще холоднее – пора возвращаться. Тете Виллоне и дяде Гарри надо ехать домой. У нее самой оставалась еще масса дел – стирка, ужин. Она поднялась, стряхнула с юбки веточки и листья. Стараясь взять себя в руки и успокоиться, она пошла между деревьями к городу.

Позже, когда Мэгги помогала переносить мешки и ящики с продуктами в сарай и в дом, она старалась не думать о Колине и о том, что произошло между ними. Она старалась вообще ни о чем не думать. Но боль в душе не проходила: засела глубоко, как холодный тупой клинок, поворачивающийся внутри снова и снова. Когда она закончила доить коров и пошла к ферме, подойник показался ей тяжелее обычного. Она наклонилась вперед, стараясь удержать равновесие.

Неожиданно земля поползла у нее из-под ног. Голова закружилась, и Мэгги резко поставила ведро. Молоко выплеснулось, образовав белую пенящуюся лужицу в грязи. Продрогшая и обессилевшая, она, качаясь, едва стояла на ногах.

– Мэгги? Что с тобой, дочка?

Она открыла глаза и увидела дядю Гарри, который бежал к ней от кукурузного поля.

– Тебе плохо? – Он подхватил ее.

От подступившей тошноты Мэгги не могла говорить. Она помотала головой, пытаясь справиться с охватившей ее слабостью.

– Все будет хорошо, – через некоторое время сумела она выдавить из себя. Дядя Гарри озабоченно разглядывал ее в наступавших сумерках. Набрав в грудь побольше воздуха, она подняла ведро и сделала шаг к дому.

– Не похоже. – Он забрал у нее ведро и пошел вперед. Мэгги последовала за ним, глубоко вдыхая холодный октябрьский воздух. Но в доме от одного вида стола, уставленного тарелками с жареными куропатками и кукурузным пудингом, ей снова стало дурно. Она прислонилась к стене и на мгновение закрыла глаза. Резкий запах еды словно заполнил ее ноздри. Все запахи смешались, образовав отвратительный густой и жирный смрад. Задохнувшись, Мэгги выскочила за дверь и снова побежала, не обращая внимания на пронизывающий ветер, на сгустившиеся сумерки… Пугаясь в пожухлой траве, она забежала в рощицу за сараем и не могла уже больше сдерживаться. Ее вырвало, а потом охватила невероятная слабость. И тут в голове промелькнула мысль, от которой ее дрожащие руки сразу стали ледяными. Она зарыдала.