Его наблюдения за Юпитером со всей очевидностью опровергали геоцентрическую модель Птолемея. Не только Вселенная находилась в движении, но и Земля не была единственным центром этого движения (рис. 3). Хотя Галилей не доказал, что в центре Вселенной находится Солнце{6}, он доказал несостоятельность геоцентризма, положил конец первым Великим дебатам, подорвал репутацию Птолемея (и Церкви) и подтвердил правоту Коперника. Телескоп-рефрактор Галилея стал первым рычагом, с помощью которого наша планета была вытолкнута из центра мироздания, где она находилась с древних времен. Это стало первым доказательством в пользу того, что позже назвали принципом Коперника, который утверждает, что ни один астрономический объект не занимает во Вселенной какое-то особое привилегированное место.

Воодушевленный своими открытиями, Галилей распространил наблюдения за пределы Солнечной системы, продолжив искать доказательства в поддержку теории Коперника. Зимой 1610 года он направил телескоп на Плеяды — скопление звезд в созвездии Тельца — и обнаружил в нем намного больше семи звезд, давших группе одно из ее названий — Семь сестер[13]. Вместо этого его взору предстало бесчисленное множество звезд, бо́льшая часть которых была невидима без телескопа. И еще: звезды были окружены таинственным голубоватым сиянием. Что его вызывало?

Галилей, образец универсального человека эпохи Возрождения, был не только ученым, но и художником. У всех великих художников есть муза, и у Галилея их было целых семь: Плеяды. Лазоревый ореол Семи сестер — словно кто-то вылил голубую люминесцентную краску на чернильно-черный бархат ночного неба — потряс его до глубины души. Он не мог объяснить это явление. Однако рисунок Плеяд, сделанный им в начале 1610 года, показывает не только его сверхчеловеческий интеллект, но и то, что ему, как и всем людям, было свойственно ошибаться (рис. 4).

В сочинении «Звездный вестник» Галилей объединил свои телескопические наблюдения с революционными научными гипотезами. Сделанные им зарисовки спутников Юпитера уже убедительно опровергали геоцентрическую модель Вселенной. На этом Галилею и следовало бы остановиться. Но телескоп наделил его туннельным зрением — чем дальше в глубины космоса заглядывал маэстро, тем хуже видел в перспективе. Ему было мало опровергнуть Птолемея; он искал все новые подтверждения теории Коперника.

Свою кампанию в поддержку Коперника в «Звездном вестнике» он продолжил, заявив, что «млечный блеск вроде беловатого облака», окружающий Плеяды, создается слиянием света бесчисленных звезд и на самом деле то, что раньше считалось пустым пространством между звездами в Плеядах и в остальной части Млечного Пути, заполнено «невидимыми звездами» (невидимыми для невооруженного глаза). Разумеется, телескоп делал Галилея первым среди равных, вооруженных лишь ограниченным человеческим зрением. Позже он говорил, что его наблюдения лишили «прежних авторов всякого авторитета, ведь если бы оные увидели то, что увидели мы, они бы пришли к тем же заключениям, к коим пришли мы».

Следуя индуктивной логике, Галилей считал, что более сильный телескоп позволит увидеть еще больше звезд. «Предметом нашего наблюдения была сущность или материя Млечного Пути. При помощи зрительной трубы ее можно настолько ощутительно наблюдать, что все споры, которые в течение стольких веков мучили философов, уничтожаются наглядным свидетельством, и мы избавимся от многословных диспутов», — писал он. (Во все времена находились физики, которые не могли устоять против соблазна упрекнуть философов.)

Гипотеза Галилея исходила из того, что Плеяды (и другие так называемые туманности) состояли из скоплений несметного количества звезд, вместе создававших это туманное свечение. Более того, весь Млечный Путь образован такими звездами, чем и обусловлено его сходство с молоком. То, что сначала Галилей проделал с Землей, теперь он проделывал с Солнцем: он низвел его до ранга обычной звезды среди мириад звезд Млечного Пути, до уровня рядового статиста в почти бесконечном звездном ансамбле. Мало того что человечеству он отводил в нашей Солнечной системе столь скромное место, дело дошло и до звезд.

Сегодня мы знаем, что млечные туманности Плеяд (и другие, такие как туманность Ориона) почти полностью состоят из облаков межзвездной пыли и газов, подсвечиваемых соседними звездами. В космосе удивительно много пыли, которая, впрочем, больше похожа на сажу, чем на ту пыль, что оседает на мебели. Помимо соединений железа и никеля в ней содержится большое количество чистого углерода, а в некоторых случаях даже алмазная пыль — точно как в колыбельной «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка», где поется о сверкающих в небесах алмазах. Впоследствии было установлено, что Плеяды представляют собой типичный образец так называемых отражательных туманностей — «звездных яслей», где находятся гигантские скопления космического «родового материала», и вся эта газопылевая пелена отражает потусторонний голубоватый свет окутанных ею новорожденных звезд. Какие бы мощные телескопы мы ни использовали, отражательные туманности наподобие туманностей Плеяд или Ориона нельзя разложить на звезды{7}.

Галилей был введен в заблуждение пылью. Но у межзвездной пыли имелся еще один коварный сообщник — желание. Принимая желаемое за действительное, Галилей искал все новые подтверждения коперниковской модели Вселенной.

Публикация «Звездного вестника» мгновенно принесла Галилею громкую научную славу. Но низвержение космической гордыни человечества привело к поражению и его самого. Как профессор Падуанского университета, Галилей находился под пристальным взором Ватикана и Святого Престола, исполнительной власти инквизиции. И хотя названные в честь Медичи спутники Юпитера обеспечили Галилею благосклонность влиятельных покровителей, но, возносясь все дальше в небесные сферы с помощью своего телескопа, маэстро забыл про всякую земную осмотрительность.

Через несколько десятилетий наблюдений Галилей окончательно сформировал то, что он считал неопровержимым набором доказательств гелиоцентрической модели. В книге «Диалог о двух главнейших системах мира» (Il Dialogo sopra i due massimi sistemi delmondo) он излагает основы гелиоцентрической теории, описывая воображаемую беседу между сторонником библейского взгляда на космологию по имени Симпличио («простак»), который сбивчиво приводит аристотелевские аргументы, и Сальвиати, альтер эго Галилея, чей интеллект затмевает сами астрономические объекты. Облекая столкновение науки и религии в такую форму, Галилей рассчитывал привлечь внимание некогда благосклонного к нему папы Урбана VIII. Важнейшим аргументом в поддержку учения Коперника в «Диалоге» была теория происхождения океанских приливов и отливов: они, как утверждал Галилей, вызваны движением Земли и как бы расплескиванием жидкости, вызванным вращением планеты вокруг своей оси и вокруг Солнца.