— Лихо, — ухмыльнулся я. — А настоятелю-то какая со всего этого была выгода? Ученики, что ли, отписывали ему свои состояния? Или у него был договор с Тенями на поставку свежих трупов?

Иамен, щурясь на ярко блестящий ледник, пожал плечами.

— Вот уж этого я не знаю. По-моему, почтенный занимался своими темными делишками из чистой любви к искусству.

— Хороша любовь.

— Каково искусство, такова и любовь.

Этого я оспорить не мог.

— И что же случилось с учителем мудрости?

Иамен обернулся ко мне, вновь улыбаясь своей не затронувшей глаз улыбкой.

— Говорят, что один из учеников — по слухам, некогда славный Охотник — разбил все зеркала. Память у Теней неважная: они сохраняют лишь смутные образы своего человеческого бытия. Но ритуал, проводимый учителем, был, видимо, очень запоминающимся.

Меня так и подмывало спросить, а не был ли наш хозяин тем самым знаменитым охотником — однако по всему выходило, что быть им он не мог. По сведениям из долины, монастырь пустовал больше сотни лет.

— И что же, с тех пор тут царит запустение и безлюдие? Цирк, типа, уехал, клоуны разбежались?

Не уверен, что мистер Иамен был знаком с идиомой, и все же суть он уловил верно.

— О, отнюдь. Цирк приехал как раз после того, как Тени разобрались с просветленным ламой. В опустевших человеческих постройках с дурной историей очень любят селиться драконы. Вот и сюда заселился дракон. Если я не ошибаюсь, обитает он в монастыре и сейчас.

Должен признаться — при этих словах я отвалил челюсть.

История свартальфар и драконов уходит в темное и мрачное прошлое, в то прошлое, когда облик земли еще не был окончательно определен всполохами древнего огня и ударами молота. Почти в любой саге о моем народе вы встретите древнего ящера, который только и ждет, как бы покуситься на сотворенные искусными кузнецами сокровища. Большая часть из этих рассказов, конечно, брехня. К примеру, так и не доказано, что меч Наглинг — последний из наших великих мечей — погиб в поединке между бесславным проходимцем Беовульфом и терроризирующим его готское королевство змеем. В то же время история Фафнира и Зигфрида правдива, насколько может быть правдива людская хроника. С Фафниром довелось встретиться и моему деду — естественно, до того, как германец прикончил ящера и подзакусил его языком.

Достоверно известно о драконах немногое. Так, ни один дракон никогда не скажет слова правды, кроме тех слов, что произносит при последнем издыхании. Многие из европейских героев, окончательно запутавшиеся в собственных подвигах и причудливых извивах шаловницы-судьбы, только затем и охотились на драконов, чтобы услышать эти последние слова. Столь многие, что в Европе драконов извели задолго до моего рождения. Если честно, и я не знал, что в Тибете они до сих пор благоденствуют.

Между тем, Нили, до этого прислушивающийся к нашему разговору без особого интереса, при слове «дракон» подобрался ближе и радостно зарычал. Ему, как и всякому воину, одержимому духом подвигов и бессмертной славы, не терпелось сразиться с чудовищем и испытать, наконец, всю мощь наследственной секиры. Меня купить было чуть труднее.

— Дракон? Почему же в долине о нем ничего не слышали? Да и в поселке Тенгши… Разве не пристало ящеру вылетать из горы в дыму и пламени и пожирать беззащитных путников?

Мистер Иамен тихо засмеялся.

— Мастер Ингве, у вас такие детские представления о драконах. Драконы — порождения древнего хаоса, существовавшего задолго до того, как вода отделилась от неба и тверди. Хаос — их первородная стихия и среда обитания. При драконе монастырь процвел. Конечно, здешний дракон был не столь дураковат, чтобы предстать людям в своем истинном обличьи. Он прикинулся буддийским монахом, последователем Пути Добродетели, и лет двести назад тут все кишело Желтыми Шапками. Они развили разнородную деятельность, сколь бурную, столь и бессмысленную. Драконы вообще любители ритуалов, ибо, как правило, ни на что не тратится столько энергии при таком ничтожно малом выходе, как на религиозный ритуал. А ящеры — верные адепты первого закона энтропии. Половина китайских церковников и бюрократов — замаскированные драконы. И, если честно, я совсем не уверен, что в других частях света дела обстоят иначе.

— Все страньше и страньше, — пробормотал я, вспоминая знакомых мне чиновников шведского посольства. Ох, чует сердце, драконами там так и пованивает. Мистер Иамен продолжал:

— Здешний дракон, увы, был довольно молодым и неопытным змеем. Его старшие коллеги ухитряются протянуть в своих епархиях тысячелетиями, да еще и организовать попутно парочку новых сект. А местный сиделец просто-напросто проголодался. Так что в один прекрасный день он сожрал всех монахов и всю скотину. Видимо, родители предупреждали беднягу, что после таких эксцессов лучше залечь на дно на несколько столетий. Вот он и притаился. Иногда сюда забредают туристы, скалолазы, порой через горы гонят караваны скота или грузы оружия — тут уж он отводит душеньку. Но вообще это необыкновенно смирный дракон. За все то время, что я здесь ошиваюсь, он ни разу не покинул обители.

— Почему же вы так уверены, что он все еще там?

Некромант легко прищелкнул пальцами. Налетевший ветерок шелестнул желтыми молитвенными ленточками.

— У меня есть свои способы.

И я ему поверил.

Туннель, ведущий к монастырю, оказался всего-то навсего узкой расщелиной, заросшей к тому же неведомо откуда взявшимся здесь кустарником. Без помощи мистера Иамена мы бы его ни за что не нашли. Я наполовину ожидал увидеть покрытую слизью и чешуей дорожку, ведущую к черной дыре — так, по крайней мере, описывались драконьи норы в наших легендах. Однако ни обожженной земли, ни объеденных трупов, ни рыцарских скелетов в ржавых доспехах, ни, наконец, дыма, гари и специфического едкого запаха — ничего этого не обнаружилось. Над нашими головами стояла полная луна. Яркий круг ее чуть размывался по бокам дымчатым ореолом. Воздух звенел морозом. Ледники перешептывались со звездами — такими же острыми и покрытыми снегом вершинами небесных гор. Над расщелиной стлался туман. Мистер Иамен отвел в сторону ветки кустарника и сделал приглашающий жест:

— Прошу.

Нили, пригнувшись, чтобы не задеть макушкой низкий потолок, первым ступил в проход. Секиру он держал на вытянутых руках. Следом шагал мистер Иамен, как и всегда, невозмутимый. Я с автоматом наперевес замыкал шествие. Коридор вился в скалах. Под ногами изредка позвякивало битое стекло, судя по всему, не до конца выметенное добродетельными монахами при драконе. Нили, перекинув секиру в левую руку (он был левша, как и мой дед), засветил фонарик и тут же прикрыл его ладонью, чтобы не привлекать светом притаившееся в монастыре чудовище. Обнаружилось, что телохранитель мой при желании может ступать тише кошки. Шагов мистера Иамена я тоже не слышал.

Воздух становился все теплее и все удушливей. От стен в пляшущем луче фонарика валил пар. То ли скалы разогрелись от драконова дыхания, то ли неподалеку пролегали теплые источники. Проход становился все более наклонным, и вскоре мне и Нили пришлось цепляться за стены, чтобы не поскользнуться на влажном полу. Мистер Иамен наклона, казалось, не замечал. Наконец пол выровнялся, и наш сопровождающий поднял руку. Мы замедлили шаги и прислушались. Было тихо. Как-то слишком тихо. Такая тишина бывает лишь в старых театрах: труппа давно разбрелась по кабакам и разъездным постановкам, импресарио разорился, здание закрыто и ждет сноса. Где-то под куполом гнездятся голуби. Ты знаешь, что голуби там, ты каждую секунду ждешь шелеста и плеска их крыльев, но голуби все не взлетают — и тишина начинает действовать на нервы, впиваясь под лопатку тонкой иглой. Неподалеку раздается звук приближающего мотора, рокот, и — бум! — на стену обрушивается удар железной бабы, летит известка, рушится кирпич и арматура, чтобы похоронить тебя в ливне обломков…