Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сняты с работы — 126 человек,
понижены в должности — 17 человек,
лишены производственных премий — 19 человек,
объявлено административных взысканий — 272 людям,
партийных взысканий — 36 членам партии,
комсомольских взысканий — 45 членам ВЛКСМ,
возбуждено уголовных дел — 81,
осуждены народными судами — 34 человека,
осуждены товарищескими судами — 16 человек,
отчислены с учебы — 15 человек,
лишены родительских прав — 8 отцов и матерей,
направлены в спец. ПТУ — 13 подростков.
Разумеется, все это не врачевание, это — фельдшеризм, который не трогает причин болезней, который лечит всего лишь внешние симптомы и проявления. Но если в фельдшере не заложен врач, то в каждом враче пусть присутствует добрый фельдшер! Человеку б о л ь н о, и хороши бы мы были, если бы позволили ему страдать, пока кто-то и где-то обнаружит источник заболевания, найдет кардинальный способ лечения и решит проблему глобально!
На этом закончим разговор о конкретном добре, и зле. Теперь можно в путь.
«При исполнении». Я кладу в чемодан книгу. Непременно беру с собой книгу. Какую? Нет, не просто для чтения, хотя и это неплохо. Для работы. Принцип подбора книг может быть разный: географически-познавательный, смысловой и даже психологический. Отправляешься, к примеру, на Дальний Восток, почему бы не взять с собой чеховский «Сахалин»? Едешь писать об ударничестве — и берешь томик В. И. Ленина со статьей «Как организовать соревнование?». Путь газетчика в колонию для несовершеннолетних, и в чемодан ложится «Трудная книга» Г. Медынского или Ф. Достоевский, «Записки из Мертвого дома». Командировка на БАМ, очень кстати будет «Мужество» В. Кетлинской. Едешь разбираться в остром конфликте или на какое-нибудь трудное дело, связанное с чьей-то безнравственностью или преступлением, что поможет тебе обрести холодное перо при горячих мыслях? Что даст душевное равновесие, когда ты работаешь «один на один», кто умерит твой пыл в изложении обстоятельств дела, подскажет верную тональность и в письме, и в поведении на месте? Мне лично — тургеневские «Записки охотника» или «Вечное безмолвие» Д. Лондона.
Журналист, собирающий материал, — это ищейка, идущая по следу. След может привести и к положительному материалу, и к негативному, не в том вопрос, а в том, что состояние газетчика всегда приподнятое, нервы напряжены, зрение обострено, слух насторожен, трата умственной и физической энергии повышенная, короче говоря — стресс. А. Шпеер, четверть века отдавший следственной работе, в документальной повести «Уголовное дело» прекрасно описывает это состояние. Следователь выезжает на место совершения преступления, положим, убийства: он едет в автобусе, прижав портфельчик к груди, ему наступают на ноги, толкают, поругивают, и никто не видит, что едет следователь. И вот дом, где случилось несчастье. Взволнованная толпа, с трудом сдерживаемая милиционером. Появляется человек с портфельчиком, прижатым к груди. Как, по каким приметам и признакам люди догадываются, что прибыл самый главный представитель власти? Следователь и слова никому не успел сказать, ни жеста не сделал, глазами не повел, а толпа мгновенно расступается, образуя коридор для прохода, и милиционер уже держит под козырек, и следователь принимает все это как должное, потому что находится «при исполнении служебных обязанностей».
С нами, журналистами, происходит нечто подобное. Час или сутки назад мы шли по коридору собственной редакции, никем не замечаемые, нас последними словами ругали на планерке, мы униженно одалживали друг у друга трешки, мы были такими, «как все». Но вот, оформив командировку, мы оказываемся в самолете, в поезде, в машине, и что-то меняется в нашей психологии, в голосе, в походке, во взгляде, и окружающие это прекрасно видят, а нам ничего не стоит властно одернуть любого хама, решительно вмешаться в уличный конфликт, потребовать в гостинице тишины, выступить на совещании в присутствии любого местного начальства, защитить женщину от хулигана, навести порядок на дискотеке, словно у нас, как у иностранцев, дипломатическая неприкосновенность.
Мы тоже находимся «при исполнении», что дает нам дополнительные силы и решительность, что превращает нас в «локомотивы», перед которыми опасно перебегать дорогу. Командировка газеты, лежащая в боковом кармане пиджака, как золотой червонец, гарантирована всем достоянием печатного органа. И конечно же не сами по себе мы становимся сильными, мы сильны газетой, которую представляем. Но и сколько дополнительной ответственности тяжелым грузом ложится на наши плечи! Мы не можем позволить себе в командировке ни одного глупого слова. Ни одного необдуманного поступка. Никаких фривольных или сомнительных знакомств. Ни вспышек злобы, ни вспышек радости. Постоянное ощущение взнузданности. Пришпоренности. Живем, как под стеклянным колпаком: возможностей — тысяча, но и простреливаемся с любой стороны!
Каким образом сбрасывать с себя лишнее напряжение?
Я достаю из чемодана томик стихов:
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую
И край стены за книжной полкой.
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка…
…Теперь, кажется, можно с головой хоть в омут.
СБОР МАТЕРИАЛА
Поведение. Из человеческих качеств, свойственных журналистам как «обыкновенным людям», я безусловно сохранил бы на время сбора материала по крайней мере одно: п о р я д о ч н о с т ь. С некоторыми другими допускал бы трансформацию, зависимую от конкретной обстановки: какие-то преувеличивал, какие-то сдерживал, какие-то вовсе скрывал, а какие-то приобретал наново. Мы можем позволить себе быть хитрыми, глупыми, доверчивыми, подозрительными, мягкими, злыми, наивными, ехидными — любыми, если хотим вернуться домой не с пустым блокнотом.
Я бы сказал, что в этом смысле мы были бы похожи на актеров, входящих в роль по «системе Станиславского», если бы не одно пикантное соображение. Дело в том, что актерский талант — это прежде всего талант перевоплощения, который как бы независим от личных качеств исполнителя. Для того чтобы сыграть умного героя, актеру не обязательно быть интеллектуалом. В журналистике подобное невозможно. Нам никто не пишет текстов и не ставит мизансцен. Мы сами себе и режиссеры, и драматурги, и исполнители. И потому, собирая материал, все подчиняя этой цели, можем прикинуться кем угодно, оставаясь при этом истинно умными, принципиальными, честными, великодушными, стоящими на четких идейных и мировоззренческих позициях и во всех случаях жизни — порядочными. Именно эти качества, сочетаемые с любой временной маской, должны гарантировать окружающим чистоту наших помыслов, а нам самим возможность не заходить слишком далеко. Добавлю к сказанному, что журналист, какого бы ума и таланта он ни был, но действующий прямолинейно, обрекает себя на великие трудности, которые, увы, не всегда преодолимы.
Можно ли сделать отсюда вывод, что для достижения цели —