Мы жили уже с Клер как муж и жена, а меня мучили сомнения. Я вспоминал эротическую щепетильность Лотарио в романе Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера». Лотарио порвал с любимой невестой, узнав, что ее мать была его кратковременной любовницей. С другой стороны, не литературный герой, а вполне реальный человек, мой любимый поэт Вячеслав Иванов женился на Вере Шварсалон, дочери своей первой жены. Второй пример явно перевешивал. Я спросил Клер, когда мне поговорить с ее дедом насчет нашего брака. К моему удивлению, Клер воспротивилась: «Нет уж, пожалуйста, не говори с ним. Дай мне подготовить его. Я сама тебе скажу когда». Я понял Клер в том смысле, что дед против нашего брака даже не из-за разницы в возрасте (этому он не придал бы значения: и не такое бывает), но для деда Параскевина я законченный неудачник, нигде не работаю и ничего не зарабатываю. Случайные гонорары за переводы запустил, так как слишком втянулся в свои фаустовские (фавстовские) штудии.

Русского Фавста с немецким Фаустом связывало что-то, кроме имени. Допускаю, что он встречал доктора Фаустуса при дворе Елены Глинской, где тот побывал, как и Парацельс бывал в Московии по некоторым сведениям. Два Фауста должны были слиться в один образ, так что похождения одного приписывались другому. Но, по-видимому, Фавст Епифанович встречался с доктором Йоханном Фаустом и за рубежами Руси, где Фавст бывал неоднократно. По моим сведениям, Фавст знал не только греческий язык, читал, писал и говорил по-латыни, что в те времена открывало доступ к тогдашней западной учености. Очевидно, Фавст говорил по-польски (русская знать осваивала в то время этот язык), но Фавст знал также немецкий и различные романские volgare (французское, итальянское, провансальское); у меня голова кружится, когда я представляю себе Фавста, читающего Данте, Петрарку, Боккаччо и произносящего (поющего?) кансоны трубадуров, но это слишком уж невероятно, как невероятно, впрочем, и само явление Фавста на Руси. Не исключаю, что Фавст посещал Запад, выполняя некие тайные поручения посольского приказа, но и медициной заниматься ему сперва не возбранялось, а где медицина, там алхимия и другие тайные науки. Я не сразу понял, почему несколько источников сообщают: у Фавста была кобыла. Не землю же на этой кобыле он пахал, хотя почему бы и нет; сакральная вспашка земли – дело княжеское. Я предположил, что кобыла имеет какое-то отношение к воинскому снаряжению: Фавст участвовал во взятии Казани, причем как воин, а не только как лекарь. Случалось ему сталкиваться и с немецкими рыцарями; из этих столкновений он выходил победителем, чему способствовало его могучее телосложение, но также его кобыла, на чем настаивают западные источники, где пишется, разумеется, caballo. Я подумал, не связана ли кобыла с родословной Фавста, не есть ли Кобыла собственное имя мужского рода, тот Кобыла литовского происхождения, от которого ведутся знатнейшие русские фамилии (скажем, Сухово-Кобылин, опять-таки Фауст в своем роде). Но и это предположение казалось недостаточным: контекст предполагал нечто иное. И в конце концов я пришел к выводу, что фавстовская кобыла не что иное как алхимическая cabala, пишущаяся с одним «b» в отличие от иудаической каббалы. «Кобыла», действительно родственна этому «cabala» или «caballio», что выдает кентаврическую природу великого искусства (Ars magna), напоминая Китовраса (Centaurus), без него царь Соломон не мог построить храма, а, согласно древнерусскому книжнику Ефросину, Китоврас – сын Давидов, старший брат Соломона, Богозверь (судите сами, от кого в таком случае происходит Фавст и кем он является, ибо тогда его предок рожден царицей, купавшейся в море, где на нее наплыл Богозверь, но царица была сама царского рода, царевна, царь-вена, по которой течет Кровь Истинная из моря в море (сын Богозверя Моревей, де Мервей, Меровейский), a «cabala» по-русски пишется «ковала», и потому «ковала мочь» Мочаловка, негласная вотчина Фавста Меровейского, а если «князь» происходит от слова «Konung», то «Konung» происходит от слова «Kunst» («мочь») и сродни этому слову вестница Грааля Кундри. Если доктор Йоханн Фаустус хотел мыслить элементы, то Фавст ведал тайной Божьей силой в русском духе, и не ему ли принадлежит высказывание: «Нет ничего, кроме Бога», на которое ссылаются элементарии, они же фаустианцы, путающие Фавста с Фаустом.

Фавст оказал Фаусту услугу, быть может, сомнительную, но оцененную Фаустом по достоинству На семнадцатый год своего договора с Мефистофелем, то есть за семь лет до его истечения Фауст впал в уныние и прислушался к увещеваниям своего старого соседа, как повествует народная книга. А старый сосед склонял Фауста к покаянию, ибо Бог не хочет смерти грешника. Эти слова пророка Иезекииля имели обыкновение повторять русские цари, начиная с Ивана Грозного. И Фауст склонился было к расторжению договора, подумал, что еще не поздно и покаяться, но поскольку эти мысли происходили не от веры, а от уныния, уныние же есть смертный грех, адский дух воспользовался этим, напал на Фауста с новой силой и едва не оторвал ему голову (а может быть, и оторвал для острастки, насадив на прежнее место, с него станется). Казалось бы, Фаусту нечего больше терять, и ничего не могло с ним случиться страшнее того, что ему предстояло, но Фауст испугался, подчинился адскому духу, а тот заставил его написать и подписать новый договор, не во всем совпадающий с прежним. Напрашивается даже мысль, что второй договор заключал с Фаустом не тот же самый адский дух, а другой (Чудотворцев немало мог бы рассказать о том, как они чередуются). В первом договоре Фауст предается телом и душою адскому князю Востока и его посланцу Мефистофелю, за что адские духи обязуются служить ему двадцать четыре года, после чего они могут унести Фауста в свою обитель. Нет сомнений в том, что адский князь Востока – Люцифер, или Денница, но имя его не названо, зато назван по имени его посланец Мефистофель, обязанный служить Фаусту 24 года. Во втором договоре имя Мефистофеля не названо, зато назвай великий Люцифер; специально оговорено, что тело и душу Фауст предает именно ему, так что оба договора один другому не противоречат, но и не совершенно идентичны, как если бы Чудотворцеву предложили сначала договор с товарищем Мариной, а потом с товарищем Цуфилером (Чудотворцев, насколько мне известно, не подписал договора ни с тем ни с другим, а Фауст подписал). Первый договор выполняется, главным образом, во внешнем мире, где Фаусту предлагается колобродить в разных странах и в разных стихиях, выкидывая разные штуки при императорском дворе. Второй договор касается внутреннего мира Фауста, его помыслов и намерений. Так Фаусту запрещается преклонять слух к любому увещеванию, направленному на спасение его души, исходит ли такое увещевание от человека «временного или духовного». При этом именно после того, как был подписан второй договор, Фауст залучает к себе на ложе Прекрасную Елену, что совершается не только извне, но изнутри, из любви к Елене, даже если Елена – призрак, о чем догадывались уже древние; тогда и Симона-волхва сопровождал призрак, а возможно, Симон-волхв был первый, удостоившийся впоследствии магического латинского имени Faustus, то есть первый в череде Фаустов. Показать Елену студентам доктор Йоханн Фаустус мог и с помощью Мефистофеля (студенты сочли Елену скорее небесным, чем земным творением); привести это небесное творение на ложе к Фаустусу был способен лишь сам Люцифер в последний год перед окончанием срока. Но главное во втором договоре – возможность по его истечении укорачивать или продлевать жизнь доктора Фаустуса, как будет угодно Люциферу.