Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже! Только бы ей добраться до Ленни и рассказать ему, что с ней случилось. Он поможет, она не сомневалась в нем.
– Я не диктую условия в этом фильме, – бросил в ответ Сантино. – Я только вкладываю зеленые, поскольку считаю, что он может принести прибыль.
Он оказался прав. «Частный сыщик» побил все рекорды. Ленни Голден стал звездой. А Иден даже не попала на премьеру. Сантино пошел со своей толстухой-женой, в то время как она сидела дома и невидящим взглядом смотрела в экран телевизора, а в углу ковырял в носу Зеко.
В какую ужасную ловушка она попала. Она жила в прекрасном доме. Носила замечательную одежду, потому что, когда Сантино выводил ее на люди, он хотел, чтобы у его друзей повыскакивали от зависти глаза. А что дальше?
Ничего.
В ее жизни нет ничего.
И сама она – ничто.
В отчаянии она отбросила простыню. Мексиканец-садовник, работавший во дворе, чуть не выронил из рук шланг.
Иден потянулась к телефону. Она знала, что Сантино записывал все ее переговоры, но ей все же позволялось иметь пару подружек, с которыми она время от времени могла договориться о ленче. Ула и Пейж Вилер – не сказать, что подружка, но все-таки сочувствующий человек. Порой ее тянуло рассказать Пейж обо всем в надежде, что та сможет помочь.
Ну конечно. Очень она поможет, когда Иден окажется в больнице с изуродованным лицом и навсегда потеряет свою красоту.
– Быстрей, – скомандовал Сантино шоферу. Они неслись по шоссе в сторону Лос-Анджелеса после окончания деловой встречи.
– Что-нибудь не так, босс? – спросил Блэки с сиденья рядом с водителем.
– Знаешь, что я напишу на твоем могильном памятнике? – огрызнулся Сантино. – «Что-нибудь не так, босс?» Чего ты заладил одно и то же, как испорченная пластинка?
– Простите, босс.
– Ладно, проехали.
Сантино стащил пиджак и аккуратно сложил его. Легкий запах собственного пота защекотал в носу. Он чертыхнулся. Поганые дезодоранты. От них никакого проку. Ему следует заняться их изготовлением – он весь мир завоюет. Сантино пребывал в дурном расположении духа. Какая неудачная была неделя. Лаки Сантанджело все-таки ввела в строй свой чертов отель в Атлантик-Сити, и он чуть не взбесился от злобы. Он сделал все, что в его силах, чтобы помешать ей, и вдруг – нате пожалуйста – ему звонит из Нью-Йорка его слюнтяй-братец Карло.
– Принято решение, что тебе следует перестать беспокоить леди.
Леди! Какая к черту леди? Лаки Сантанджело – сука, а не леди, и недалек тот день, когда он прищучит ее по-настоящему.
– Какое еще решение? – воскликнул Сантино. – Кто его принял?
– Вчера состоялась встреча. Прошло голосование. Ты должен перестать преследовать ее.
Сантино подчинился. Он знал, кого следует слушаться. Но он не смирился. Он еще доберется до этой стервы. Настанет день...
Как и все добропорядочные калифорнийцы, Ленни научился играть в теннис. В свободные от съемок дни он просыпался в семь утра. Олимпии он не мешал – они спали в разных комнатах. Затем, побрившись и приняв душ, он иногда заезжал к Райдеру Вилеру, где его ждали три утомительных сета. Иногда Ленни там видел и Пейж. Ему нравилась жена Райдера. С ней было весело, и ему нравилось, как она выкладывает последний «мусор» – так она называла сплетни.
От Вилеров он ехал домой и садился за работу, порой проводя по шесть или семь часов взаперти в кабинете наедине с новой игрушкой – персональным компьютером. Иногда он устраивал перерыв на обед, иногда – нет.
В городе было несколько адресов женщин, которым он мог позвонить в любое время, – как правило, привлекательные работающие дамы, всегда готовые встретиться с ним и ничего не требующие от него. Они знали, что он женат, – такой брак не скроешь – и принимали все так, как оно есть. Время от времени он навещал кого-нибудь из них, чтобы всего-навсего проболтать весь день напролет. С тех пор как Лаки перевернула всю его жизнь, секс перестал много значить для него. Секс стал всего лишь... маленьким удовольствием.
Ленни знал, что ему надо расстаться с Олимпией. Их женитьба – пустой звук. Он не бросил ее сразу лишь потому, что хотел помочь перенести серию операций по восстановлению внешнего облика. Кроме того, ничто не торопило его с разрывом. Лаки не ждала его. Ей на него наплевать. Все три года она игнорировала его, не ответила ни на одну из его попыток установить с ней связь. Она все еще оставалась с Димитрием – как бесился он из-за этого.
Однако всему есть предел. Олимпия наконец вновь вернула свою прежнюю внешность. И прежний характер тоже. Она осталась все той же богатой, избалованной наследницей, и, когда он не работал за закрытыми дверями – что происходило практически всегда, – они постоянно ссорились.
– Я думаю, нам надо развестись, – заявил он как-то после очередного скандала.
Она замолчала на середине фразы и уставилась на него. Обиженные голубые глазки на свинячьем лице.
– Я не хочу разводиться, – быстро проговорила она.
– Но слушай, – он подошел к бару и налил себе виски. – Наш брак никогда не совершался на небесах.
– Как ты можешь так говорить?!
– Возможно, потому, что я говорю правду.
– Только потому, что я вешу немного больше чем надо...
– Твой вес тут ни при чем.
– Еще как «при чем», – завопила она. – Ты ненавидишь меня потому, что считаешь меня толстой. Ах, какой ты негодяй! Я не виновата, что попала в авиакатастрофу. Я не виновата, что...
О черт. Свобода достанется не просто. Всякий раз, когда он поднимал эту тему, повторялась одна и та же сцена.
– Сукин сын, – всхлипывала она. – Почему бы и тебе не оставить меня тоже? Все меня бросили, давай и ты. Великая кинозвезда. Давай, Ленни, путь открыт. Ты думаешь, я огорчусь? Фиг тебе! Мне наплевать. Может, мне убить себя – тебе так будет удобнее, правда? – Театральное всхлипывание.
– Перестань, Олимпия, – мрачно бросил он. – Ты же знаешь, что я не покину тебя, пока ты сама не захочешь того же.
И он не кривил душой. В конце концов, куда ему уходить? И его беспокоили ее частые угрозы самоубийства. Он не хотел чувствовать себя виноватым, если с ней что-нибудь случится.
Ленни знал, что Лаки скоро откроет отель, построенный ею в Атлантик-Сити. Ему кто-то прислал приглашение на торжество. Был один безумный миг, когда он уже почти собрался ехать. Но что хорошего выйдет из этого? К чертям Лаки Сантанджело. Он ненавидит ее! Нет.
Да, ненавидит.
Лаки... Лаки... – она не покидала его ни на минуту. Раз в месяц звонил Димитрий и по обязанности беседовал с дочерью. Всегда один и тот же разговор. Звонки «ну как ты там», как называл их Ленни. Отец «отмечался».
– Я не могу слышать его! – каждый раз выкрикивала Олимпия, бросая трубку. – Не знаю, зачем он вообще берет на себя труд звонить. Когда я умирала в больнице, он вел себя так, словно меня не существует. И эту суку, его жену, тоже ненавижу. Мерзавка Лаки Сантанджело. Знаешь что? Он жалеет, что тогда я выжила, а не его драгоценная Франческа.