Когда он вынырнул из облаков и наткнулся на два самолета, те тут же открыли огонь по иллюминаторам и люкам, Тейлор мгновенно нажал кнопку сигнала тревоги «Д». Тут же его радиопередатчик начал передавать короткое сообщение, в котором указывались его координаты, и эта планета была определена как вражеская территория.

Чуть раньше, за тысячу миль от этой планеты, в космосе, он сообщил о своем намерении совершить вынужденную посадку и передал те же самые координаты. Таким образом, это подтвердит его первое сообщение. По прикидкам Тейлора, за это время сигнал тревоги должен был быть отправлен по меньшей мере сорок раз.

Сразу же после посадки он включил взрыватель замедленного действия и пустился наутек. Самолеты все еще жужжали где-то поблизости. Один из них спикировал на приземлившийся корабль как раз тогда, когда произошел взрыв. Самолет исчез во вспышке. Другой набрал высоту и кружил наверху, руководя поисками. Судя по скорости, с которой появились военные отряды, Тейлора угораздило шлепнуться в милитаризованный район, набитый болванами в униформе. Тем не менее он заставил их побегать шесть часов и покрыл расстояние в двадцать миль, прежде чем его взяли. Тогда он выразил свое неудовольствие кулаками и ногами.

Так что теперь он не знал, получили ли земные станции, работающие на прием, его повторяющийся «Д»-сигнал. Скорее всего, получили, потому что это был канал высшего приоритета, на котором поддерживалась круглосуточная вахта. И Тейлор ни на мгновение не сомневался, что, получив сообщение, его не оставят на произвол судьбы.

Но что бы они ни предприняли, будет слишком поздно. В этот самом секторе патрулировал «МАКЛИН», новейший, самый большой и наилучшим образом вооруженный линкор. Если «МАКЛИН» окажется неподалеку, то и для него, чтобы долететь до Гомбара с максимальной скоростью, потребуется десять месяцев. А если он вернулся в порт (его время от времени заменяют более старыми и медлительными кораблями), то задержка может достигнуть двух лет.

Два года — слишком долго. Впрочем, десять месяцев тоже долго. Он не может ждать и десяти недель. На самом деле, весьма вероятно, у него нет и десяти дней. Ох, время, время, почему это человек не может растянуть тебя, как резину?

Вернулся охранник, просунул книгу сквозь прутья.

— Вот, возьми. Ты достаточно хорошо знаешь наш язык, чтобы понять, о чем тут написано.

— Спасибо.

Тейлор растянулся во весь рост на скамье и принялся быстро, но внимательно читать. Некоторые страницы он пролистывал, бегло просмотрев, потому что игры описывались слишком коротко, упрощенно, по-детски, и на них не стоило обращать внимания. Он не удивился, обнаружив, что некоторые игры были чуждыми вариациями широко известных земных игр. Гомбариане играли в карты, например, но их было восемьдесят в колоде, с десятью мастями.

Ализик оказался большей и усложненной версией шахмат, с четырьмястами полями на доске и сорока фигурками у каждого игрока. Эту игру некто растянул на шестнадцать дней. И она была единственной в книге, которую, по-видимому, можно было так долго тянуть. Некоторое время Тейлор обдумывал ализик, прикидывая, смогут ли власти — и видеоаудитория — вынести игру, в которой делают один ход за десять часов. Он сомневался. В любом случае, он не может запретить своему искусному партнеру сделать ответный ход за пять секунд.

Да, вот что ему нужно на самом деле. Игра, которая замедляет его партнера, несмотря на его попытки ускорить игру. Игра, которая со всей очевидностью игра, а не трюк, чтобы каждый дурак мог с первого взгляда видеть, что она определенно имеет конец. Однако это должна быть такая игра, какую его противник не мог бы закончить, выиграть или проиграть, как бы сильно он ни старался.

Не было такой игры на всех трех планетах Гомбара, на сотню миров от Земли, или на мириадах еще не открытых планет. Такой игры не могло быть, потому что если бы она и была, в нее никто не играл. Людям нужен результат. Нет таких дураков, которые станут тратить время, скакать на игрушечной лошадке, которая никуда не привезет, потворствовать пустому вздору, который может надоесть самым отъявленным занудам.

Нет таких дураков!

Нет?

Он встал со скамьи и принялся мерить шагами камеру, словно встревоженный тигр.

* * *

У официального представителя был громадный живот, как бурдюк, маленькие свиные глазки и елейная улыбка, казавшаяся приклеенной. Его манеры напоминали поведение циркового шпрехшталмейстера, собиравшегося объявить рекордный трюк.

— Ах, — сказал он, заметив книгу, — так ты изучил наши игры?

— Да.

— Надеюсь, ты не нашел ни одной подходящей.

— Ты надеешься? — Тейлор вопросительно посмотрел на него. — Почему?

— Приятно будет посмотреть на игру, основывающуюся на каких-то других правилах, не известных в нашем мире. Подлинно новая игра доставит всем много удовольствия. С тем условием, конечно, — добавил он поспешно, — что ее легко понять и что ты не выиграешь слишком быстро.

— Что ж, — сказал Тейлор, — должен признать, что я скорее справлюсь с тем, что знаю, чем с тем, чего не знаю.

— Отлично, отлично! — с энтузиазмом произнес гомбарианин. — Ты предпочтешь играть в земную игру?

— Верно.

— На твой выбор накладываются ограничения.

— Какие же?

— Был у нас такой осужденный, убийца, так он хотел поиграть со своим противником в такую игру: кто вперед поймает луч и засунет его в бутылку. Это бессмысленно. Ты должен выбрать игру, которая несомненно имеет конец.

— Понимаю.

— Во-вторых, тебе нельзя выбрать игру, требующую сложной и дорогостоящей аппаратуры, которую нам придется долго изготовлять. Если приспособления нужны, то они должны быть простыми и дешевыми в изготовлении.

— Это все?

— Да… если не считать того, что полные правила игры должны быть описаны тобой недвусмысленно и четко. Как только игра начнется, нужно точно придерживаться этих правил, и никакие поправки вносить не разрешается.

— А кто санкционирует мой выбор после того, как я опишу игру?

— Я.

— Отлично. Вот во что я хочу играть. — Тейлор все в деталях объяснил, взял ручку и сделал грубый набросок. Когда он закончил, гомбарианин забрал рисунок и сунул себе в карман.

— Странная игра, — произнес он, — но она, к сожалению, не кажется, мне слишком сложной. Ты действительно рассчитываешь не сдаваться по крайней мере целый день?

— Надеюсь.

— Может быть, даже два?

— Если повезет.

— Тебе очень пригодится везение! — Он задумчиво помолчал и с сомнением покачал головой. — Какая жалость, что ты не додумался до какой-нибудь более сложной и изощренной версии ализика. И аудитория была бы довольна, и ты получил бы себе больший срок жизни. Все были бы довольны, если бы ты побил рекорд затяжки перед казнью.