Ввиду скорой пенсии Рибуаз разговаривал с ним, как с мальчишкой. Когда он отошел с папкой в руке, Эрван повернулся к Крипо:

– Где Гаэль?

– Ее устроили в корпусе Пинель, в сотне метров отсюда.

– Где ее нашли?

– В кустах, как раз рядом с корпусом.

– Как она?

– Учитывая, что ей пришлось пережить, неплохо.

– Ее допросили?

– Нет. Ждали тебя.

– Как ей удалось выбраться?

– Через сервировочное окно, на лифте для тарелок, как в фильмах.

Ни призвука иронии в голосе: Крипо никогда бы не посмел. Эрван огляделся по сторонам. Он искал отца, ожидая, что тот появится в свете мигалок полицейских машин.

– Мне нужен полный набор. Договоришься с остальными?

– Уже сделано.

– Квартал перекрыт?

– Подняли всю полицию левобережья.

– Кто первым осматривал место?

– Местный полицейский, из отделения на бульваре л’Опиталь. Реми Амарсон.

– Где он?

– Передал нам эстафету, а сам пишет отчет у себя в отделении.

– Кто вместо него?

– Сегодня дежурит какая-то женщина. Она сейчас будет.

Эрван даже имени ее не спросил – не его дело. Только вполне недвусмысленно махнул рукой: Писарь в очередной раз разберется со всеми бумагами.

– Пойду к Гаэль.

Не добавив ни слова, он двинулся к корпусу. В мерцающем свете проблесковых маячков больничный городок казался запуганной деревней. Видна была колокольня, здание из тесаного камня, которое могло сойти за мэрию, домики с красной черепицей. За окнами маячили лица с блуждающими взглядами: все больные проснулись. Он подумал о детях. На них напали прямо в их убежище. Вопреки общепринятому мнению душевнобольные очень уязвимы. И в первую очередь – те, кто подвергся уличной агрессии.

Этой ночью куда более опасный безумец осквернил их территорию. Оборотень явился убить его сестру – что не вызывает сомнений – и уничтожил все препятствия на своем пути.

У входа в корпус жандармы указали Эрвану дорогу. Гаэль поместили на четвертом этаже. Лестница. По всему зданию раздавались приглушенные голоса. Сумасшедшие перешептывались. Санитары несли службу. На их лицах читался страх и растерянность. Один из их коллег погиб, убитый безумием, какого не водилось в этом заведении. Куда уж дальше. Сент-Анн еще долго будет вспоминать об этой бессонной ночи.

На четвертом этаже новый пропускной пункт. Ему дали сопровождающего. Весь верхний свет был включен, и белесые стены сверкали, как зеркала. Повсюду чувствовалась агрессивная, нездоровая подавленность. Эрван еще не думал о Жаке Сержанте. Ему придется ответить и за это: он поставил молодого полицейского у дверей сестры, не имея ни малейшего законного основания. Опираясь на проведенный Перно анализ волос и ногтей, найденных в теле, подделав время получения результатов, он всегда мог заявить, что Гаэль нуждалась в защите. В любом случае смерть двадцатисемилетнего парня на нем. Он подумал о похоронах, о родителях, о посмертном награждении…

Он постучал в триста двадцать вторую палату, не дождался ответа, открыл дверь и обнаружил младшую сестру, которая курила, сидя на матрасе без простыни и одеяла. Он заметил, что на ногах у нее балетки, которые еще больше подчеркивали ее хрупкость. Ему захотелось прижать Гаэль к себе, но среди Морванов такое не водилось. Если даже после попытки самоубийства и смертоносного нападения он не способен выразить нежность, которую испытывал к своей обожаемой сестренке, какое еще событие могло вызвать проявление чувств в этом проклятом клане?

Эрван подошел, по-прежнему напряженный, и довольствовался простым: «Все нормально?» – сказанным тем же тоном, каким он приказал бы: «Ваши документы!»

Гаэль подняла глаза: она горько плакала.

– Обними меня, – прошептала она.

Эрван встал на колени и нежно обнял ее – фарфор столь растрескавшийся, что мог рассыпаться при малейшем прикосновении. Он не смог бы сказать, сколько секунд они так провели. Зато ощущал твердую уверенность в том, что их кожа, хотя бы на сей раз, не была броней.

После долгой паузы он поднялся и встал напротив окна, снова жесткий, как полицейская дубинка. Возвращение несгибаемого копа. Или так, или слезы до рассвета.

– Как это случилось?

– Не знаю… – пробормотала Гаэль, прикуривая сигарету от предыдущей.

Она бросила окурок и раздавила его пяткой. Линолеум уже весь был ими усыпан. Наконец она рассказала свою историю: нечто вроде кошмара наяву, где убийца в латексном комбинезоне устроил настоящую резню. Он поверить не мог в такую синхронность – он, который в это же время наблюдал за балом вампиров на вилле «Бель-Эр».

Безжизненным голосом Гаэль добавила еще одно сюрреалистическое уточнение:

– Такие комбинезоны называют «зентай». На капюшоне нет никаких видимых отверстий. Сетчатая ткань позволяет видеть и дышать, но и то и другое затруднено.

У него перед глазами снова встали люди-органы у Лартига. Ворарефилия. Он вспомнил и фотографии на стенах мастерской, несколькими часами раньше. На одной из них он видел лицо, полностью обтянутое кожей. Все связано.

– Ты носила такие штуки?

– Хватит. Чтобы знать это, достаточно хоть иногда вылезать из дому.

Она закончила рассказ, описав свое гротескное бегство на лифте для тарелок. Эрвану не удавалось сосредоточиться. Ему казалось, что сцена разворачивается задом наперед. Сестра не извергала дым, а проглатывала. Ее слова не слетали с губ, а клубком вились обратно в горло.

Он провел рукой по векам и отогнал видение. В заключение Гаэль хмыкнула между двумя затяжками. Как в вокзальной курилке. Эрван не был уверен, что она понимала, как же ей повезло. Настоящее чудо. Второй раз за двадцать четыре часа.

– Он кто, этот тип? – спросила она, внезапно становясь серьезной.

– Еще слишком рано, чтобы…

– Он именно за мной охотится?

Он заколебался, прежде чем сказать правду:

– Думаю, это тот самый убийца, о котором говорят в прессе.

– Убийца с гвоздями?

– Именно.

– Он как-то связан с тем, кого папа арестовал в Африке?

– Он и есть.

– Так он не умер?

– Умер, но тот, кто действует сегодня, делает это абсолютно тем же способом. Нечто вроде… реинкарнации. Мне поручено расследование.

– У тебя есть след?

– Одно дерьмо. Дело как сквозь пальцы протекает.

– А почему он срывает зло на мне?

– Он хочет отомстить папе.

– Из-за первого убийцы?