себя. – Уж рассудите сами дело своё, ибо пущай и царь я, но грешен, слаб и немудр.

– Давай присягу, Согорский, – молвил Фёдор, проходя мимо князя да хлопнув его по плечу.

Иван резко отвёл плечо, глядя на юношу в гневливом презрении. До чего же то позабавило Фёдора – не сдержал он радостной улыбки на своём лице.

* * *

– Кому это не спится?.. – проворчал Вяземский, глядя на дверь своих покоев.

Афанасий сидел на кровати, подле него на табурете сидела знахарка, девчушка из подмастерья Агаши. Её волосы были убраны белой косынкой. Нынче рука разнылась пуще прежнего – то ли шибко туго стянулась повязка, али ещё какой недуг разыгрался, но надобно было переменить перевязь. Стук в дверь в столь поздний час застал врасплох обоих.

– Пошёл вон! – рявкнул Вяземский.

Несмотря на ярое недовольство в басистом голосе, дверь всяко отворилась.

– Ага, вот ты тем более! – закатив глаза, добавил князь.

– Вам лучше, Афанасий Иванович? – премило улыбнулся Фёдор, глядя на руку Вяземского.

Князь тяжело вздохнул да пожал плечами.

– Не томи уж. На кой явился? – спросил Афанасий, указав на сундук подле кровати.

– Я пришёл уж перед тобою заступиться за друга своего давнишнего, – молвил Фёдор, сев на указанное место.

Юноша сложил руки в замке да упёрся локтями в колени.

– То-то он от чувств дружеских, видать, был готов прирезать тебя, – усмехнулся Афанасий.

Фёдор улыбнулся, прикусив губу.

– Есть такое, – согласно кивнул Басманов, вскинув голову да тряхнув ею. Белоснежною рукой юноша откинул вороные волосы свои. Самодовольная улыбка не сходила с уст.

– Отчего ты у царя выпросил, дабы его в опричнину-то взяли? – спросил Афанасий, отводя взор от опричника.

– Говорю же, друг мой давнишний, – с улыбкою ответил Фёдор. – Так вот. Помнится, Афанасий Иваныч, должок у вас предо мною за заступничество перед владыкою нашим.

– Мне за тебя Согорского отделать? – спросил князь.

– О нет! – будто бы и впрямь ужаснулся Фёдор, отпрянув назад. – Напротив, дай мне слово, Афонь, что ни за что не возьмёшься казнить его.

– Эво как, – усмехнулся в бороду князь. – Уж есть за что?

– Будет, – молвил Басманов, глядя чуть исподлобья. – И подстреки Гришку за то не браться. С батюшкой я сам потолкую. Уж очень волнуюсь я за здравие Ивана Степаныча. Право, он славный малый. Боюсь, как бы с ним ненароком беда какая не приключилась.

Афанасий вновь усмехнулся, мотая головой.

– Вот всё в толк не возьму… Раз явился ты, стало быть, веришь слову моему, посему и взыскать решил должок за мною. Ладно бы чего дельного испросил бы? Чёрт с тобой да с Согорским твоим. Без понятия, чем тебе насолил друг твой сердечный, но ох как я ему не завидую, – молвил Вяземский.

– А я-то как не завидую… – ответил Фёдор, вставая да отряхивая подол своей рубахи.

* * *

Июльский жар принялся остывать. Хмурое небо точно давало отдышаться. Редкий дождь моросил с утра, да уж перестал, пущай и хмурые тучи пророчили вновь разразиться. Князь Согорский стоял подле своей лошади, хмуро глядя на разинутую иссушенную собачью пасть, креплённую к его седлу.

– Мало о вас слухов бродит, что нехристи вся братия ваша? – спросил Иван.

Малюта пожал плечами, выводя своего коня.

– Пущай и бродют слухи-то. Нам что с того? – спросил Григорий.

– Неужто у вас вовсе чести нет? – точно сам к себе обращался Согорский.

– От ты-то нас и научишь ратной доблести, – тихо усмехнувшись в рыжую бороду, молвил Малюта.

Опричники покинули конюшню, выходя к воротам. Там ожидали Басмановы со своими людьми, Штаден да Васька Грязной.

– Доброго здравия, Иван Степанович! – Фёдор уж издалека замахал рукою.

– Гляжу, много крови он тебе выпил, – усмехнулся Алексей, глядя, в какой азарт вошёл сын его.

– Сукин сын, видать, большой любитель порядку. Отныне пущай по нашим порядкам поживёт, – ответил юноша. – От и поглядим, на сколько хватит его.

Алексей окинул сына своего с изрядною гордостью.

– Тут ты прав, – кивнул Басман. – Для службы нашей люди надобны особого толку.

Братия уж была в сборе. Ворота Кремля отворились, и всадники принялись стегать лошадей своих. Прибывши к усадьбе, Малюта на пару с Басманом грубым натиском снесли ворота. Двор безмолвствовал, как безмолвствовало и крыльцо, и весь терем. Соседние дома будто бы в сговоре все разом заколотились наглухо. Никто не выдавал себя, слыша прибытие опричнины.

– От же крысы, вновь забилися по щелям, – сплюнул Алексей, шагая по двору.

– В чём их вина? – спросил Согорский.

– Воры, – молвил Малюта.

– Погодь, а не здешний ли боярин нашего-то на бою пристукнул насмерть? – спросил Вяземский.

Григорий поглядел-поглядел по сторонам да, пожав плечами, решил уж не спорить.

– Да всё одно. Повинен, – отмахнулся Скуратов.

– Над вами суд такой же будет? – спросил князь.

– Ты погляди на него, полдня опричником ходит, а уж порешить нас собрался! – усмехнулся Алексей, хлопнув Вяземского по плечу.

Братия рассмеялась, вынося дверь терема. Гулкий грохот раздался в сенях.

– Кабы не опоздали, – вздохнул Малюта, поднимаясь по лестнице.

Скрипуче отозвались деревянные ступени под тяжкою ношей. Фёдор с отцом, Штаденом да Согорским направились в горницу. Оттуда уж легко было приметить расписную печь. Басмановы переглянулись меж собою. Фёдор принялся медленно ступать, не издавая ни звука. Алексей взял Согорского за плечо – мало ли, чего дурить надумает княже?

Штаден оставался у входа в горницу, поглядывая острым взором своим на распахнутые окна. В руках немца был факел – он и озарял светом просторную, но мрачную светлицу. На подоконниках уж пробирались мелкие капли – вновь занялся слабый дождь.

Согорский отвёл взгляд, когда Фёдор уж подступил к самой печи. Замахнувшись, юноша бойко огрел жестяной заслон. Поднялся гулкий звон, а вместе с ним – и крики, и возня.

– От они где запрятались! – молвил юноша, закрыв заслон снаружи. – Андрюш, окажи честь Иван Степанычу.

Штаден приблизился к князю и всучил ему в руку факел с такою резкостью, что едва всё разом и не погорело. Князь принял то, но боле от безысходности. Алексей толкнул князя в спину, подводя к печи едва ль не силою. Фёдор глядел на то, скрестив руки на груди.

– Коли слово моё закон – не бывать тому, – твёрдо произнёс князь, уж ведая, к чему его нынче склоняют.

– То было, ежели слово опричника супротив земского, – усмехнулся Фёдор. – Не забывай – ты повязан клятвою и лишь могила снимет с тебя её.

– Вам не сделать меня палачом, – сквозь стиснутые зубы молвил Согорский.

– Да ну? – вновь усмехнулся юный Басманов.

Фёдор молниеносно схватил Согорского за руку, не давая бросить факела. Князь никак не ожидал такой силы в хватке юного Басманова. Алексей же