– На какую силу, помимо упомянутой здесь, ссылался дон Педро в разговоре с вами?

– Откуда я знаю? Вероятно, дон Педро образно высказал свою мысль, пытаясь смягчить красивой выдумкой чудовищное преступление. Его объяснение ложно, как и ваши выводы. Здесь все строится на лжи. Абсурд громоздится на абсурде. Господи милостивый! Какой-то ночной кошмар, безумие!

В отчаянии она произнесла эти слова с неожиданной пылкостью.

Но инквизитор проявил поистине ангельское терпение.

– Если вы не воздействовали на дона Педро своими чарами, как объяснить, что он позабыл про честь, веру, долг – все то, что по рождению и воспитанию свято для него? Вы не знаете истории великого рода Мендоса, всегда верного Богу и королю, иначе вы поняли бы, что подобное предательство исключается для отпрыска этого рода, если только он не сошел с ума.

– Я не утверждаю, что он не сошел с ума, – возразила Маргарет. – Разумеется, это единственное объяснение его поведения. Я слышала, что мужчины сходят с ума от любви. Возможно…

– Вы очень находчивы, – мягко прервал ее инквизитор с грустной улыбкой.

– Сатана наделил ее своей хитростью, – проворчал фрай Луис.

– Вы очень находчивы и сразу подменяете правильное объяснение тем, что вам выгодно. Но… – Инквизитор вздохнул и покачал головой. – Но это пустая трата времени, сестра моя. – Фрай Хуан, поставив локти на стол, наклонился вперед и заговорил спокойно и проникновенно: – Мы, ваши судьи, должны помочь вам, сослужить вам добрую службу, и эта наша обязанность по отношению к вам важнее судейской. Искупление греха бесполезно, если оно неискренне. А искренне оно лишь в том случае, если сопровождается отречением от богомерзких чар, которыми наделил вас дьявол-искуситель. Мы скорее жалеем, чем виним, вас за лютеранскую ересь, ибо грех за нее ложится на ваших учителей. Мы преисполнены сострадания к вам и в остальном: вы склонились к греху, потому что за ним – еретическое учение. Но мы хотим, чтобы наша жалость была действенной и направлялась, как повелевает нам долг, на избавление ума от греховной ошибки, а души – от страшной угрозы проклятия. И вы, сестра моя, должны сотрудничать с нами – искренне раскаяться в преступлении, в котором вас обвиняют.

– Раскаяться? – вскричала Маргарет. – Раскаяться в чудовищном абсурде, в этих ложных выводах? – У нее вырвался короткий злой смешок. – Леди Маргарет Тревеньон должна раскаяться в колдовстве? Да поможет мне Бог! Да поможет Он вам! Думаю, что вам понадобится больше доказательств, чтобы подтвердить столь гротескное обвинение.

Помощник прокурора, выслушав ее заявление, попросил фрая Луиса перевести ответ.

– Дополнительные доказательства, возможно, и потребуются трибуналу, и мы надеемся, что вы их нам предоставите. Мы заклинаем вас сделать это, чтобы ваша душа не горела в вечном огне. Если сокрушенный дух и искреннее раскаяние не заставят вас исповедаться, у святой инквизиции есть средства заставить самого упрямого отступника сказать правду.

При этих словах, холодно произнесенных фраем Луисом, у Маргарет мурашки пробежали по спине. На мгновение она лишилась дара речи. Она чувствовала на себе взгляды трех инквизиторов в капюшонах; сострадание фрая Хуана де Арренсуэло было почти божественно в своей беспредельности.

Он поднял руку в знак того, что обвиняемую можно увести. Один из охранников коснулся ее плеча. Слушание дела было приостановлено.

Маргарет машинально поднялась и, наконец познав страх в полной мере, покорно вернулась темным холодным коридором в свою камеру.

Два дня леди Маргарет Тревеньон размышляла в безотрадном одиночестве своей тюрьмы. Последние слова помощника прокурора, вызвавшие в ней страх, и были рассчитаны на то, чтобы сломить ее сопротивление и упорство.

Однако ее размышления приняли совсем не то направление, на которое рассчитывали инквизиторы, что и обнаружилось на следующем судебном заседании.

Тем временем произошло изменение в составе суда. Председателем оставался фрай Хуан де Арренсуэло, священника епархии представлял тот же румяный, насмешливого вида человек, но помощник прокурора был другой – устрашающего вида, с тонким ястребиным носом, почти безгубым злым ртом и близко поставленными глазами, излучавшими, казалось, извечную суровость и недоброжелательность. Он хорошо понимал английский и сносно на нем изъяснялся. Заменили и нотариуса. Нынешний доминиканец вполне прилично владел английским и мог обходиться без переводчика. Присутствовал и фрай Луис.

Фрай Хуан продолжил заседание с того пункта, на котором оно закончилось накануне. Он заклинал обвиняемую заслужить милосердие полным и искренним раскаянием в своих грехах.

Но если, с одной стороны, леди Маргарет была подавлена чувством страха, то с другой – в ней крепло негодование, вызванное собственным открытием. И Маргарет выразила его в полной мере.

– Вам не кажется, что святой инквизиции не подобает прибегать к уловкам? – спросила она председателя трибунала. – Поскольку вы называете себя поборниками правды во всем, позвольте правде поднять голову.

– Правде? Какой правде?

– Я отвечу на ваш вопрос. Невероятно, но факт: вы кое-что упустили из виду. Порою люди не замечают того, что у них перед носом. Дон Педро де Мендоса-и‑Луна – гранд Испании, высокопоставленный джентльмен в этом великом королевстве. Он вел себя как злодей, и любой гражданский суд – мирской, как вы его называете, должен был его покарать. Поступки дона Педро ставят под сомнение его веру в Бога. К тому же, как я понимаю, он совершил святотатство, угрожая священнику, и святотатственное убийство, пролив кровь служителей инквизиции. За эти подтвержденные свидетельскими показаниями преступления его должен наказать суд инквизиции. Казалось бы, ничто не спасет его от правосудия. Но поскольку он высокопоставленный джентльмен…

– Не торопитесь, сестра моя, – прервал ее нотариус, писавший с лихорадочной поспешностью, пытаясь поспеть за ней.

Маргарет сделала паузу, чтоб он наверстал упущенное. Она, как и нотариус и остальные члены суда, была кровно заинтересована в том, чтобы ее слова были занесены в протокол заседания. Потом она продолжила свою речь, стараясь говорить медленнее:

– Но поскольку дело осложняется тем, что он высокопоставленный джентльмен, несомненно очень влиятельный, надо взвалить его вину на кого-то другого, найти козла отпущения. Нужно доказать, что он не отвечает за свои злодейства перед людьми и Богом, что он был околдован английской еретичкой и по ее злой воле ступил на стезю порока, способную погубить и его, и его бессмертную душу.

На сей раз Маргарет прервал резкий голос помощника прокурора:

– Вы порочите себя постыдными предположениями.

Доброжелательный председатель трибунала поднял руку, призывая его к молчанию.