От быстрого бега и тоски дыхание вырывалось из легких Изабель с хрипом. Она встала на колени перед постелью и сжала руки в молитве:

— Мария, Матерь милосердныя, Мать сострадания, защити нас от врага и в час смерти возроди…

Какая-то часть ее существа кричала внутри нее: «Не оставляй меня!» Но другая часть в отчаянии молилась: «Пресвятая Богородица, отпусти его! Милосердной твоей благодатью, отпусти его с миром!»

Солнце светило в окно. Оно освещало постель и стоявших вокруг нее, словно вбирая их в себя. Глаза Вильгельма были открыты. Он смотрел на полное света арочное окно. Изабель проследила за его взглядом. Сияние солнца на известняковых стенах и выбеленном покрывале на кровати ослепляло, и на мгновение ей показалось, что она видела фигуры, о которых он ей говорил, и, возможно, даже слышала шорох выгнутых, как у лебедей, крыльев. Когда она снова взглянула на Вильгельма, наполовину в благоговейном трепете, наполовину не веря своим глазам, он уже не дышал. Его губы были тронуты легчайшей улыбкой.

Стригил, граница с Уэльсом, август 1219 года

Изабель попросила перенести свою раму с вышиванием во двор, чтобы воспользоваться теплой летней погодой и хорошим, ярким дневным светом. Теперь ее глазам требовалось по-настоящему хорошее освещение, чтобы она могла ровно накладывать стежки. А поскольку это было алтарное покрывало для Тинтернского аббатства, ей хотелось сделать работу очень хорошо.

Рядом с ней сидели ее женщины, тихо работая иглами. Они пребывали в мирном молчании, которое никому не хотелось нарушать. С реки, бежавшей далеко внизу, вдоль стен дул освежающий ветерок, не слишком холодный и не слишком сильный. Изабель прервала работу, чтобы дать глазам отдохнуть. Вышивка представляла собой сцену воскресения. По краю покрывала были вышиты щиты с гербами Маршалов и де Клеров. Она приступила к этой работе по настоянию Махельт спустя несколько дней после смерти Вильгельма. Бесконечное повторение стежков давало ей какое-то занятие — день начался, день прошел. От горя она словно утратила способность чувствовать, и ей было все равно, чем заниматься.

Первое время Изабель жила словно в каком-то онемении, прочном и цельном, как щиты, которые она вышивала много часов. Но постепенно, по мере продвижения работы, цвета, симметрия и красота узоров стали взывать к ее чувствам, оживляя их. Она начала обращать внимание на происходящее вокруг, хотя по-прежнему бывали дни, когда мир представлялся ей серым и наполненным одним лишь горем. Она пока не могла назвать себя воскресшей, но она смирилась со своим горем, а это уже был шаг вперед.

Вильгельма похоронили в церкви Темпл в Лондоне, как он и хотел. На погребении присутствовало множество самых разных лордов и магнатов. Церемонию провел архиепископ Кентерберийский. Собралось так много людей, что пожертвования ради упокоения души Вильгельма пришлось раздавать в Вестминстере, где было больше места. Теперь искусный мастер-камнерез делал надгробие. Когда оно будет готово, Изабель поедет в Лондон, чтобы принять его или высказать замечания. Несмотря на то что ей не суждено будет упокоиться рядом с мужем, она обязана проследить за тем, чтобы его надгробие представляло его должным образом.

Она много размышляла о природе смерти и нашла утешение в том, что даже Христос должен был умереть. Поэтому эта участь больше не казалась ей пугающей, а, наоборот, стала для нее чем-то таким, пройти через что можно было считать за честь. Она молилась, чтобы, когда придет время, она смогла бы уйти с таким же достоинством, как Вильгельм. Она просила Бога благословить оставшиеся ей дни, ее семью, детей и особенно Еву, которая ждала своего первого ребенка.

Ричарда не было на похоронах отца, но он приехал к ней из Франции и остался в Кавершаме на неделю, перед тем как сопроводить ее в Стригил. Он был настолько похож на Вильгельма, за исключением огненных клеровских волос, что его присутствие дарило ей огромную радость, смешанную с острой болью. Месяц назад он вернулся во Францию, и горе снова захватило ее, хотя не так сильно, как прежде.

Радостный крик заставил ее поднять голову и оглядеть двор. Двое молодых рыцарей установили шест с мишенью во дворе и готовились ударить в центр круга, как часто делал Вильгельм. Они то и дело тайком поглядывали в сторону женщин. Заметив, что Изабель смотрит на них, один поприветствовал ее, подняв расписное копье, а потом с улыбкой, сияющей, как солнце, заставил коня встать на дыбы.

Над головой молодого человека на стенах замка развевались знамена, указывая на то, что хозяева дома. Алые шевроны де Клеров, а рядом с ними — геральдический символ, который Вильгельм взял себе после победы на турнире в Лагни-сюр-Марн еще до их знакомства: на изумрудном с золотом поле рычал алый лев. Знамя развевалось на ветру, вытягиваясь к северо-западу, в сторону валлийских холмов.

Пока существуют молодые рыцари, готовые ломать свои копья, и женщины, готовые переживать за их подвиги, пока живы люди, держащие в узде свои желания и тщеславие, обладающие честью и цельностью, в мире будет ощущаться присутствие Вильгельма.

Еще немного понаблюдав за тренировкой рыцарей, Изабель снова взяла иголку и принялась вышивать. Ее лицо освещала нежная улыбка, а в сердце расцветали мир и теплота. Что бы ни предстояло ей пережить в будущем, она была готова его встретить.

«Алый лев» — второй мой роман о Вильгельме Маршале. Первая книга, «Величайший рыцарь», рассказывает о ранних годах его службы и о его пути вверх по лестнице удач, начиная со времени, когда он был победителем рыцарских турниров, до поры, когда он стал одним из правителей страны во время участия Ричарда I в крестовом походе.

По мере того как я продолжала изучать историю Вильгельма Маршала, его семьи и близких, я погружалась в жизнь, которая по меркам любого времени, является удивительной и вдохновляющей. Пожалуй, единственный современный герой, которого можно было бы с ним сравнить, — это сэр Уильям Черчилль. И действительно, в судьбах этих двух людей много общего, в частности, им обоим довелось принимать на себя ответственность в период гражданского кризиса.

Имя Вильгельма Маршала является синонимом рыцарства. Он храбрый победитель турниров, современник Ричарда Львиное Сердце, безупречный образец для подражания. Однако реальный человек, ставший впоследствии легендой, оказывается более сложным и несовершенным, но его мужество и героизма от этого лишь возрастают. Он был легким в общении и обходительным, умел наслаждаться простыми радостями жизни, когда ему предоставлялась такая возможность, но, если было необходимо, до конца исполнял роль справедливого правителя. Он был отважным рыцарем и одаренным военачальником с врожденным талантом воина, но рука об руку с этими качествами шла способность вести переговоры и находить дипломатические решения проблем, вместо того чтобы разрешать любые конфликты с помощью меча. Он был щедрым и гостеприимным, но не лишенным практичности — король Иоанн часто одалживал у него деньги. В период его регентства различные, хотя обычно устные источники, говорили о том, что Вильгельм сумел спасти страну от краха, несмотря на крайне ограниченные возможности. Он считал честь и клятвы верности делом первостепенной важности, но, когда кто-либо угрожал его землям, как в случае с его владениями в Нормандии и Ирландии, был готов перейти границы.