На седьмом витке Титов попытался заснуть. Молодость взяла свое – космонавт не только уснул, но и умудрился проспать сеанс связи, назначенный на 2:00 по московскому времени. На двенадцатом витке измерительные пункты начали вызывать «Орла», но целых 37 минут Титов молчал, спровоцировав легкую панику среди специалистов. Во избежание повторения инцидента тут же было решено сконструировать космический будильник. Зато сон прогнал плохое самочувствие – организм адаптировался к невесомости. К еде Титов всё же больше не прикоснулся, до конца полета принимая только витаминные таблетки и воду. На тринадцатом витке его опять начало мутить, постоянно накатывала дремота.

На семнадцатом витке был выдан тормозной импульс, и корабль пошел вниз. При этом повторилась ситуация, которая уже была отмечена при полетах собак, – отсеки «Востока-2» разделились с большим опозданием, из-за чего спускаемый аппарат вновь приземлился в нерасчетном районе – на гороховое поле сельхозартели «40 лет Октября», в 13 км от поселка Красный Кут Саратовской области. Позднее специалисты ОКБ-1 провели тщательное расследование и наконец-то установили причину сбоя – ошибку при монтаже электроцепей, обеспечивающих разделение. В следующих кораблях серии «Восток» она была устранена.

Интересная историческая деталь: после катапультирования из спускаемого аппарата Титова ветром понесло в сторону железной дороги, по которой в тот момент проходил товарный поезд. Столкновения не произошло по счастливой случайности: вероятно, машинист прибавил ходу, и состав проскочил раньше, чем Титов приземлился в десяти метрах от полотна. Для исключения подобных ситуаций в будущем в Госкомиссию хотели привлечь представителя Министерства путей сообщения, чтобы согласовать расписание поездов с космическими полетами, но потом решили просто перенести место посадки из Поволжья в Казахстан.

На заседании Госкомиссии, состоявшемся 8 августа, Титов честно доложил о своих ощущениях, в том числе о тошноте и головокружении. На основании его показаний врачи впоследствии разработали дополнительную методику тренировки вестибулярного аппарата, которая продемонстрировала очень хорошие результаты.

9 августа Юрий Гагарин и Герман Титов стояли вместе с Никитой Хрущёвым на трибуне Мавзолея. В своей речи на митинге глава государства заявил: «В этот торжественный для нашей Родины день, день встречи с героем космоса Германом Степановичем Титовым, мы вновь собрались на Красной площади, у стен древнего Кремля. Эта площадь видела много выдающихся событий, с ней связано многое в истории нашей Родины. ‹…› Как не гордиться и как не радоваться нашему народу, породившему таких героев, как Юрий Гагарин и Герман Титов, – двух небесных братьев. Оба они воспитанники славного комсомола, нашей великой ленинской партии коммунистов». С тех пор в советской прессе повелось называть космонавтов первого набора «небесными братьями».

Разумеется, опять были пышные торжества, опять состоялся прием в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, опять звучали тосты в адрес космонавтов и создателей космической техники. И вновь состоялась пресс-конференция, на которой подробно рассказывалось о чем угодно, кроме того, что по-настоящему интересовало корреспондентов. Приведу некоторые фрагменты, чтобы было понятно, насколько вырос цинизм советских пропагандистов (цитирую по репортажу «Осуществляются дерзновенные мечты человечества», опубликованному в газете «Правда» 12 августа 1961 года):

«Первый вопрос: Советское правительство объявило о мирном назначении космических кораблей. Будут ли иностранные корреспонденты допускаться на запуски, как в США?

– Будут, обязательно будут, и мы всё делаем для того, чтобы к этому приступить. Но вы понимаете, что ракета-носитель имеет не только мирное значение. Если бы американцы имели такие же совершенные ракеты-носители, они бы их тоже не показывали, как многое не показывают».

Подтасовка и прямое вранье. На полигон Тюратам («космодром Байконур») доступ иностранных журналистов был ограничен вплоть до осени 1989 года, даже несмотря на участие СССР в международных научно-исследовательских программах; в то же время запуски на мысе Канаверал можно было наблюдать как непосредственно в Космическом Центре имени Д. Кеннеди, так и с близлежащих пляжей, если старт объявляется «совершенно секретным». Больше того, когда появились ракеты «Saturn I» и «Saturn V», намного превосходящие по грузоподъемности любую из модификаций «Р-7», материалы по их разработке и испытаниям постоянно давали в открытую печать, включая советскую.

«Вопрос: Юрий Гагарин после своего космического полета говорил о своем друге Космонавте Два. Теперь весь мир знает, что это были вы. Можете ли вы сказать венгерским читателям о личных качествах ваших друзей – космонавтов номер три, четыре и т. д.?

Ответ: Теперь вы сами можете сделать некоторые заключения. Юрий Алексеевич рассказывал обо мне. Теперь вы меня увидели. Можете представить, кто такие космонавты. Могу сказать: мои товарищи-космонавты – все замечательные ребята. Все они подготовлены к полетам».

Обвинив американцев в том, что они не делали и делать не собирались, пропагандисты через Титова тут же продемонстрировали реальную ценность своим обещаниям когда-нибудь снять гриф секретности с советской ракетно-космической программы: что может быть абсурднее обезличивания будущих героев космоса?… В подобном контексте Гагарин и Титов тоже начинали выглядеть лицемерами, хотя таковыми, конечно, не были: они всего лишь подчинялись приказу.

После торжеств в Москве пути космонавтов на время разошлись. Германа Титова по завершении послеполетного обследования направили в ГДР идеологически поддержать немецких коммунистов в деле строительства Берлинской стены. А Юрий Алексеевич с женой Валентиной Ивановной и младшей дочерью Галей 19 августа приехали в Венгерскую Народную Республику (ВНР), где также требовалось провести ряд ярких акций, чтобы продемонстрировать одобрение деятельности режима, который Советский Союз принес в Будапешт на штыках в ходе подавления «контрреволюционного мятежа» 1956 года.

Таковы были политические реалии того времени, и каждый из космонавтов понимал, что является не только исследователем космоса, но и солдатом на идеологическом фронте, расколовшем весь мир. К сожалению, «советский момент» завершался: коммунистическое руководство оказалось не готово подняться на новый уровень доверия в международных делах; оно предпочло возводить стены и кичиться мифическим превосходством. Всё это очень скоро сказалось на космонавтике.

В послеполетной биографии Юрия Алексеевича Гагарина есть один весьма неприглядный эпизод. В советские времена о нем ходили лишь смутные слухи, поскольку цензура бдительно следила за любыми публикациями о личной жизни космонавтов. В новейшее время, когда после издания дневников Николая Петровича Каманина стали известны многие тайные страницы истории космонавтики, эпизод быстро оброс массой жутковатых деталей, часть из которых откровенно высосана из пальца падкими до сенсаций журналистами.

На мой взгляд, давнему инциденту, произошедшему 3 октября 1961 года, придается неоправданно большое значение – в некоторых книгах о первом космонавте под него отводят полновесные главы в ущерб более важной информации. Конечно, мы могли бы проигнорировать этот эпизод, ведь Гагарин представляет для нас интерес прежде всего как профессионал своего дела, однако нужно понимать, что той осенью Юрий Алексеевич переживал непростую душевную драму. После торжественной московской встречи и чествований за границей (один завтрак с королевой чего стоит!) космонавт осознал, что стал кумиром планеты, что по популярности он вознесся выше генсеков, президентов, миллиардеров, знаменитых писателей, поэтов и артистов, что миллионы мужчин, женщин, детей мечтают познакомиться с ним, ловят его взгляд, вслушиваются в каждое сказанное им слово. Но при всём при этом он оставался тем же старшим лейтенантом, каким был всего лишь несколько недель назад. Его всему научили, кроме одного – быть «звездой» на вершине славы. Причем непреходящей славы! Ведь второго, третьего, четвертого и так далее публика забудет, а первого – никогда…