жизни такое, что древним людям и не снилось. Вы дадите свое определение, а потом я процитирую Ульпиана. Тут-то мы и поймем, есть ли у римского права какая-то ценность, кроме музейной». Пока говорили, выражение лиц новичков изменилось: породнявшая всех маска робкой почтительности растаяла, и стало заметно, какие это разные люди. А еще, пожалуй, какими они могут стать через много лет.

– Справедливость – это когда у всех людей, независимо от пола, возраста, социального положения, равные права.

– Да? Точно? А разве у грабителя и ограбленного должны быть равные права?

– «Вы имеете право хранить молчание» (смех, аплодисменты)…

Тагерт наслаждался спором. Он знал, что в финале прозвучит та самая цитата, и ее парадоксальная точность будет означать победу – не преподавателя, но римского права и латинского языка. А уж эта победа даст ему право перейти к скучным вещам вроде склонений и спряжений, раз они открывают дорогу к такой красоте юридической мысли.

В конце первой пары Сергей Генрихович всегда объявлял, по какому учебнику группа будет заниматься. Несколько студентов подняли руку:

– А нам в библиотеке выдали такое пособие. Оно нам не подойдет?

Прищурившись, Тагерт попытался разглядеть, что ему показывают, и увидел те самые желтые тетради. Он подошел к первой парте, снял очки и прочел на обложке: «Методическое пособие по латинскому языку. Кафедра иностранных языков ГФЮУ». Он почувствовал, что лицу жарко, мысли, бросившиеся было врассыпную, собираются в боевую шеренгу.

– Этим пособием можно пользоваться, а можно и без него обойтись. Учебник-словарь, о котором я говорил минуту назад, нам необходим. Задания будут даваться по нему, пожалуйста, возьмите его в нашей библиотеке. Мы прощаемся на неделю.

Пока первокурсники толпились у двери, Сергей Генрихович рассеянно пробежал глазами по списку фамилий в журнале, словно искал здесь какой-то ответ своим сбивчивым мыслям. «Евгеев Алдар, Желонкина Марфа, Колоб Иван, Прибылов Мишель…». Здравствуй, племя, младое, незнакомое!

– Сергей Генрихович, разрешите вопрос? – У стола задержался юноша в аккуратном, по-школьному выглядящем костюмчике и галстуке с готовым узлом. – Я спрашивал в библиотеке, что еще есть по латыни, они сказали: больше ничего.

– Это вряд ли. – Тагерт начинал сердиться. – В библиотеке около трехсот экземпляров словаря. Ну или немного меньше.

– Но они сказали…

Тагерт резко поднялся, щелкнул застежкой портфеля (звук вышел оружейный):

– Пойдемте в библиотеку прямо сейчас. Сразу получите книжку.

От перемены оставалось минут семь, но до библиотеки рукой подать – сделать двадцать шагов и спуститься в подвал. Тагерт шел впереди, не оглядываясь. Юноша шагал следом.

Низкие потолки, тусклые лампы, лежалый запах книг, проходивших через тысячи рук. В библиотеке не ощущалось времени дня и года, однако иногда именно эта стертость времени и оторванность от мира действовали как успокоительное. К столу абонемента выстроилась очередь – человек десять-двенадцать. Первокурсник растерянно взглянул на Тагерта: вот-вот начнется пара, как тут успеть? Извинившись перед стоявшими в очереди, Тагерт протиснулся к столу и сказал:

– Мне бы только узнать, здравствуйте. Насчет латинского языка. Студентам выдали методичку, говорят, ничего другого библиотека не предлагает.

Библиотекарь, молодой мужчина в тяжелых очках, чьи линзы раздували глаза так, что страшно было думать, как они удерживаются на таком маленьком лице, ответил:

– Так нечего предлагать. Одна методичка и есть.

– Как? – Тагерт был поражен. – А учебник?

– Ничего.

Очередь, поначалу смотревшая на Тагерта с явным неудовольствием, теперь не без любопытства следила за новым поворотом событий.

Сергей Генрихович, повернувшись к первокурснику, извинился, обещал разобраться и велел возвращаться на занятия, а библиотекаря просил вызвать заведующую. «Она в городе, поехала в коллектор, подходите после обеда», – спокойно отвечал мужчина, возвращаясь к высокой студентке, возглавлявшей очередь, казалось, именно благодаря своему росту.

Две следующие пары Тагерт провел уверенно, но без вдохновения: вспоминая о библиотеке, мрачнел, хоть с курса не сбивался. Что произошло? Иногда случалось, что библиотека отправляла часть учебников в филиалы. Реставрация? Словарям по десять лет, это первое издание, теперь в книжных продается третье. На многих страницах между строк подписаны переводы, на полях пестрят наклейки и рисунки. Может, инвентаризация? Удачно выбрали время.

На большой перемене Тагерт заглянул в преподавательскую. Преподавательницы тоже о лете не забыли – отпускной загар, новые платья, прически, иронические поздравления с началом страды. «Сергей Генрихович, вы уже видели?» – спросила англичанка Карлова, указав куда-то в угол. На столе за шкафом высились аккуратные стопки, сложенные из знакомых брошюр. Тагерт взял одну в руки и ощутил отталкивающий, протестующий холодок, точно сейчас его заставят, а может, уже заставили проглотить небольшую рептилию. Старательно сохраняя безмятежность на лице, он открыл брошюру и пробежал глазами по строкам. Разумеется. Конечно. Это опять было собрание фразочек и отрывков, какими разговаривают с младенцами или не самыми умными собаками. Фразочки рассказывали о мире, где все так понятно и складно, что беспокоиться не о чем: «Житель острова – моряк», «Земля – шар», «Вилла – в деревне». Тем не менее участники юридических баталий с головами, простыми, точно спичечные головки, затесались и сюда: «Наш судья справедлив», «Первый ответчик уже в суде, второй ответчик тоже в суде».

А может, так и нужно, запаниковал доцент. Может, в том, что житель острова – моряк, есть свое величие? Может, это авангардистская простота? Солнце встает на востоке, мой отец рабочий, мама мыла раму, у Зины – мази. Нет, господа, у Зины, может, и мази, но обучать в университете букварным фразам на искусственной латыни – обман, хуже того, бессмыслица. Житель острова – чурбан! Тагерт не отречется от своего долга и собственного труда.

Кто же готовил пособие? Перелистнув страницы, Сергей Генрихович прочитал: «Составитель – Т. М. Воробеева, кандидат философских наук. Рецензент – В. А. Чинская». Вот оно что. Значит, он остался один. Не только начальство и вся кафедра, но и вчерашние товарищи против него. Почему-то эта печальная, чтобы не сказать отчаянная новость его ободрила. Так даже легче: когда нет надежды, бояться больше нечего. С брезгливой осторожностью он вернул брошюру на вершину стопки, молча поклонился и вышел.

•

После пар Сергей Генрихович снова спустился в библиотечный полумрак. Очередь к столу сократилась и повзрослела – сейчас в ней преобладали старшекурсники, некоторых Тагерт знал. Вернулась ли заведующая? Тот же библиотекарь с линзами-аквариумами, где за стеклами плавали два огромных глаза, отвечал, что Роза Ренатовна у себя. Тагерт пошел между стеллажами, освещаемыми все теми же тусклыми лампами.

Внезапно на перекрестке стеллажных коридоров он точно ударился с наскоку о невидимую преграду. У самой стены метра на два от пола возвышался штабель, сложенный из самых благородных кирпичей – на ребре каждого тускло золотилась еле заметная надпись: «Учебник и словарь латинского языка».

Стоя рядом с погребальным курганом из книг, он вспомнил год, когда выписывал на листочки цитаты, как любовался их древним щегольством, вспомнил комнату, заваленную многоэтажными подборками литературы, синий космический экран,