Мысленно ругнувшись, я все-таки запалил огонек, прикрывая его сведенными в горсть ладонями, и огляделся. Пространство разом утратило всю таинственность и потеряло в размерах. Костлявый палец принадлежал накренившейся, растопыренной вешалке. В зеркале прямо напротив отражался смутный, угольно-черный силуэт с огнем в руках. Силуэт принадлежал кому угодно, только не человеку…

Я моргнул. Нет, мерещится.

Скукожились и заползли под вещи тени. Сами предметы выстроились в струнку и притихли выжидательно. Даже голоса сверху умолкли…

Давешний люк, прикрытый старым ковром, просвечивал через разноцветную тяжелую ткань чернильным прямоугольником. Повторяя его очертания на ковре, подрос жесткий, колючий ворс, возвышавшийся на добрый палеи. Сдвинув эту пакость краем ботинка, я убедился, что закрепы не тронуты, аккуратно вскрыл их и спустился вниз, ненароком наступив на валявшийся возле лестницы рабский браслет.

…Через пять минут, давясь от отвращения к себе, я выбрался обратно наверх и некоторое время сидел, скорчившись в противоположном конце подвала, дыша через стиснутые зубы, стараясь сдержать тошноту и пережить мучительное осознание собственной трусости. Панический ужас, растекшийся во мне как чернила в банке с водой, постепенно терял интенсивность окраски, но не исчезал, отравляя своим присутствием. Вторая попытка закончилась так же. Третья тоже. Четвертая закончилась тем, что наверх я выполз на четвереньках, поскуливая.

Я не вернусь туда. Никогда и ни за что. А если вернусь – останусь там навсегда, сожженный собственным безумием.

Расположившись как можно дальше от люка, обдающего невесомым, но смертоносным дыханием, я пытался унять постыдную дрожь и болезненную слабость. Даже злость не помогала. Только травила душу еще больше.

Все чувства обострились до предела. Я слышал, как снаружи мерно шелестит дождь, все увереннее превращаясь в снег. Чавкает грязь под ногами пешехода. Далеко по дороге проехал автомобиль… Цокают коготками по камню мыши. Точит дерево червь… В доме вразнобой тикают десятки часов. Из гостиной доносятся голоса, шорох тканей… Вскрик! Невнятно-женское: «Нет, не надо!..»

Я вскочил на ноги, с размаху распахнул дверь (если бы она оказалась заперта, я бы вынес ее, не заметив), беззвучно прыжками по толстому ковру пересек холл, устремившись на свет…

Скопившееся напряжение нашло выход.

В гостиной горели декоративные витые свечи, распространяя удушливый сладковатый аромат. На столике высилась ополовиненная бутылка вина, пара стаканов и лежал толстенный, окованный бронзой фолиант, раскрытый на стилизованном анатомическом рисунке. Плотные страницы сально лоснились. На спинке дивана, разметав рукава, валялась светло-голубая курточка с вразнобой нашитыми трепещущими бабочками. Такие куртки предпочитали вот уже пару последних сезонов девочки-подростки…

Кроме чада свечей по гостиной расползалась мутноватая, липкая, приторная аура похоти, осязаемая как растекшаяся в воздухе патока.

– Нет!.. Я не хочу… – протестующее вскрикнул девичий голосок. Что-то успокаивающе заворчал низкий голос. Колыхались занавеси на дверном проеме в конце гостиной.

Плохо соображая, что именно собираюсь сделать, но с твердым намерением сделать что-нибудь, и немедленно, я вломился в альков, едва не запутавшись в пропитанных благовониями занавесях. И узрел примерно то, что ожидал: господин Подипол (более грузная версия парадного портрета) в пурпурного оттенка домашнем костюме, с тщательно уложенной снежной шевелюрой алчно навис над щуплой, полураздетой, светловолосой девчонкой, опрокинутой на мягкий диванчик и упирающейся вытянутыми тонкими обнаженными руками в плечи мужчины. На полу валялся еще один бокал; разлитую багровую лужицу стремительно впитывал светлый пушистый ковер.

Я зарычал и прыгнул. Подипол ахнул, взмахнув руками и заваливаясь навзничь от удара. Девчонка пискнула испуганно и прытко откатилась в сторону. Огни десятков свечей, расставленных в разнокалиберных подставках, заметались, и по шторам, всплескивая длинными конечностями, заскользили страшные тени…

– Ты… – судорожно кашляя, задыхался ошеломленный Подипол, возясь на полу. – Да как ты… Полиция!.. Кто ты… Да я тебя… Да ты на кого…

Девчонка скреблась в уголке, напяливая одежду. Мне вдруг показалось, что она хихикнула. Но оборачиваться было некогда, потому что Подипол неожиданно предпринял попытку атаковать, взревев и вздымаясь с полу с тяжелой вазой наперевес.

– Щенок!.. Да как ты посмел…

Я метнул молнию, ощущая смутную радость от того, что наконец мне доступны привычные действия. Бессильный и изнемогающий там, в подвале, зато здесь уверенный и всемогущий…

Ваза брызнула, засыпав агрессора дождем мелких осколков. По инерции Лавр еще сделал несколько шагов и налетел на упругую стенку, толкнувшую его назад. Ошеломленный не столько разлетевшейся вазой и возникновением препятствия в воздухе, сколько самим фактом проявления волшбы, Подипол осел на пол, приоткрыв рот и изумленно таращась на меня. Упитанное лицо подергивалось конвульсивными гримасами и обвисало, как резиновая маска. Клочья похотливой приторной ауры вокруг его взлохмаченной головы постепенно наливались оранжевой яростью и желтовато-черным подспудным страхом.

– Сидеть, – твердо скомандовал я.

Он заерзал. Пришлось для убедительности обернуть его струйкой силы и исключительно для пущего внешнего эффекта придать ей вид рассерженной змеи толщиной с пожарный брандспойт. Змея разинула пасть и зашипела. Подипол обмяк, ошалело и недоверчиво глядя на нее.

– Полиция… – шепотом промямлил он.

А мне вдруг стало неловко. В происходящем была какая-то неправильность. Но чувство оформиться не успело, потому что из-за плеча послышался запыхавшийся голос Ксении:

– Да у тебя, похоже, к этому человеку личная антипатия… То ограбление, то нападение…

В дверном проеме, в обрамлении занавесей, пытаясь отдышаться, стояли Ксения и Герайд с монтировкой наперевес и недоумевающе озирали учиненное разорение. Но больше меня поразили не они, а светловолосая девчонка, которая никуда не спешила убегать, а устроилась в кресле в углу, закинув ногу на ногу, и с явным удовольствием наблюдала за происходящим. Заметив, что я смотрю на нее, девчонка ухмыльнулась.

– Мы увидели тени… – неопределенно пояснила Ксения. – Они так прыгали, что мы подумали… Что происходит?

– Берите… – торопливо бормотал спеленатый Подипол. – Все берите… Тут много ценных вещей…

– А говорил, что маг, – насмешливо сказала девчонка, затягиваясь добытой откуда-то сигаретой. Голос у нее звучал по-прежнему тонко, но интонации в нем проскальзывали совсем не детские.

Ксения и Герайд продолжали вопросительно смотреть на меня. Все в этой комнате таращились на меня и чего-то ждали. Пляшущие огоньки свечей искажали черты и рождали странные тени, отчего угадать выражение лиц оказалось не так легко. Я досадливо щелкнул пальцами, разбрызгивая по комнате десяток светящихся шаров, изгнавших обманную полутьму. Затем стало еще светлее, когда стоявший возле дверного проема Герайд повернул выключатель. Альков сладострастия немедленно обратился разворошенной скучной комнатой, полной нелепых вещей. А сидящий на усыпанном осколками полу злодей стал испуганным и растерянным немолодым человеком, привалившимся к дивану в неловкой позе.