— Боги с вами, — шепнул министр.

Я кивнула и подумала, что их поддержка мне жизненно необходима. Хэлл, не оставь…

— Государь Камерата, герцог Лаворейский, граф Нордвейский, властитель Халландских предгорий и Тихого моря – Его Величество Ивер Второй Стренхетт! Герцогиня Канаторская, графиня Тибадская, баронесса из рода Доло – ее светлость Шанриз Тенерис! Мы выступали с ним рука об руку, как пара, как равные… почти, — усмехнувшись, я перевела взгляд на Фьера Гарда. Я удобно устроилась на краю его стола и рассказывала о бале, где произошло оглашение намерений короля. — По правилам оглашения помолвки вести меня должен был глава рода, как вам известно, дорогой друг…

— Но не графу вручать королю герцогиню, — закончил за меня Гард.

— Именно, — хмыкнула я ему в ответ, — а потому государь сам вел свою невесту.

И все-таки граф Доло был на том балу, но как почетный гость. И его семейство тоже присутствовало. Признаться, тетушка вызвала во мне смесь добродушной иронии и раздражения, до того гордо она выглядела. И впервые за много лет графиня Доло улыбалась мне столь широко, что затмевала свет люстр. «Вот теперь всё верно», — с умилением вздыхала она, намекая на то, что моя порочная связь с монархом заканчивается браком, да еще каким браком! Разумеется, был и Томмил Фристен с супругой, но он такое событие пропустить не имел права, служба и высокое положение обязывали. И моя сестрица с мужем, разумеется, не могли не прийти.

А вот мои родители даже не успели получить приглашение, не то что добраться из Тибада на бал в столицу. Однако на свадьбе они должны были появиться, письмо о назначенном событии давно было отправлено им, и ответ стал эхом моих собственных мыслей. Батюшка поздравил меня, но несколько сдержано, зато матушка эмоций скрывать не стала. Она негодовала, страдала, однако в конце написала: «Раз уж деваться вам некуда, то отправляю вам свое благословение. Надеюсь, вы сумеете быть счастливой назло всем обстоятельствам».

И не было Гардов. Его милость долгое время отсутствовал в Камерате по делам службы, его супруга в одиночестве, конечно же, во дворец не пошла. И потому, как только нам удалось увидеться, Фьер стребовал с меня рассказ о минувшем событии.

— Король был в полном облачении, — продолжала я. — В правой руке он держал посох власти, на тыльной стороне левой ладони покоилась моя ладонь. Его мантию несли четверо пажей, мою – двое.

— Разумеется, вы тоже были в церемониальном облачении, — улыбнулся Гард. — Как бы мне хотелось посмотреть на вас в этот момент.

— Сможете увидеть на картине, — ответила я. — Элдер запечатлел момент, когда мы с государем стояли посреди тронного возвышения, и он оглашал свои намерения. Эта картина уже висит во дворце, в королевской галерее, а вот в доме Гендриков есть мой портрет в полный рост. Его граф Гендрик написал втайне от короля, чтобы не лишиться картины, написанной по желанию Амбер. Вы с ними дружны, потому сможете увидеть и оценить.

Да, я тоже была в полном облачении. И голову мою украшала герцогская корона – невысокая, достаточно изящная и украшенная жемчугом, а на челе сверкал сапфир глубокого синего цвета. И моя мантия тоже была синего цвета, в отличие, от пурпурного королевского цвета. Мое герцогство было связано с морем, отсюда и цвета. Кстати, об облачении. Платье, которое заказал мне монарх, оказалось весьма приятным. Всё же мои пристрастия он учел, от себя, разумеется, тоже добавил, однако отразилось это в богатой россыпи камней в отделке, но грудь моя была целомудренно скрыта, крой был удобен и выгодно подчеркивал мои достоинства, не став оковами. В общем, за это платье я государя искренно поблагодарила.

— И все-таки мне жаль, что не смог стать сопричастным к этой вехе вашей жизни, — коротко вздохнул барон.

— Ах, Фьер, оставьте, — отмахнулась я. — Эта веха ведет к тому, что через месяц с небольшим мы с вами сможем видеться только на приемах, и я уж точно не обниму вас и не смогу вот так запросто водрузить седалище на ваш рабочий стол.

Вы не ослышались, а я не ошиблась, время не стоит на месте, и вот уже почти три месяца я пребывала в статусе королевской невесты. И за эти месяцы я трудилась так, будто хотела насладиться любимым делом на всю оставшуюся жизнь. Выезд из дворца я с государя все-таки стребовала. Еще один спор, оказавшийся менее ожесточенным, чем я предполагала, но он пошел мне навстречу, и передо мной вновь открылись ворота.

Теперь во дворце меня видели только утром и вечером после возвращения, если моего присутствия не требовали обстоятельства. И по возвращении я закрывалась в своем кабинете, пересматривала почту и до ночи отвечала на послания, раздавала указания и составляла предписания для Нестдера. Мне хотелось позаботиться о моих землях, которым я была хозяйкой всего три года, но успела полюбить их настолько, словно была рождена на них.

Наместник и сам сейчас вел со мной оживленную переписку. Посланцы мчались друг за другом, от герцогства к столице и обратно. Они везли отчеты, доклады, прошения, депеши, сметы на мое утверждение, проекты и просто личные письма, среди которых находились и послания от Нибо Ришемского. После того, как его светлость получил от короля согласие на развод и требование почти о немедленной новой женитьбе, герцог, как человек умный и предусмотрительный, прекратил со мной переписку… из Ришема, но, опять же как человек сообразительный и предприимчивый, он продолжал общаться со мной через наместника, с которым успел найти общий язык по делам герцогств еще до печально известных событий. Он мог бы передавать письма и через моего дядюшку, но не желал навлечь на того гнев, если вскроется наша маленькая тайна. А конверты из Канатора, на которых стояло «Лично в руки ее светлости» попадали ко мне, минуя канцелярию, а значит, никто не мог сунуть в них нос. Чем и воспользовался наш шельмец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Безмерно жаль, что он все-таки сделал этот шаг, — произнес Гард, имея в виду короля. — Я надеялся, что он осознает вашу истинную ценность для Камерата.

— Не вы один, Фьер, — усмехнулась я. — На это надеялись даже мои недруги, не то что друзья. Однако государь решил всех нас оставить с носом.

— Вы не выглядите удрученной, — заметил барон.

— Мой дорогой господин королевский прокурор, это для вас свежая новость из-за долгого отсутствия, а для меня уже данность. У меня было достаточно времени, чтобы пенять на судьбу и упрямство короля, однако я уже свыклась. К тому же мне все-таки удалось выбить для себя право не оставлять своей заботой учебные заведения Камерата, поддерживать прочие дела моего рода, а главное, стребовала с государя бумагу, где он подтвердил мое прижизненное участие в Совете с сохранением права голоса. Даже рассказывать не стану, чего мне это стоило, но итог достигнут. В новый Кодекс эта уступка не вошла, но стала соглашением, заверенным печатью и подписью монарха.