Первый диплом давал право Хартли-Хэролду Госсейджу, выпускнику Медицинской школы Бостонского университета, практиковать в качестве медика. Второй подтверждал, что все тот же Хартли-Хэролд Госсейдж является “профессиональным специалистом-анестезиологом”.

Несколько документов были чисто медицинского характера и не представляли интереса. Затем было письмо со штампом Массачусетсского бюро регистрации медиков. Оно было адресовано “Х. – Х. Госсейджу, доктору медицины” и начиналось так: “Настоящим извещаем, что выданное Вам разрешение практиковать медицину пожизненно аннулируется…"

Партридж положил на стол письмо. Картина прояснялась. Тот мужчина, который жил здесь и которого, судя по всему, только что убили, был, по всей вероятности, Госсейдж, американец-анестезиолог, лишенный права практиковать и каким-то образом связанный с “Сендеро луминосо”. Именно он, рассудил Партридж, помог вывезти похищенных из Соединенных Штатов, по всей вероятности, в бесчувственном состоянии, сделав им уколы или дав какие-то лекарства. Собственно, вчерашние открытия, сделанные в том доме в Хакенсаке, о чем рассказал Партриджу Дон Кстгеринг, подтверждали это. По всей вероятности, этот бывший врач – Госсейдж – усыплял похищенных. На лице Партриджа заходили желваки. Жаль, что он не смог встретиться с этим человеком, пока тот был жив… С помощью Фернандеса Партридж возобновил допрос Долорес.

– Вы сказали, что “Сендеро луминосо” убила вашего приятеля доктора. Почему вы так думаете?

– Потому что он работал на этих bastardos . – Она помолчала и вдруг вспомнила:

– “Сендеро” дала ему другое имя – Баудельо.

– А как вы об этом узнали?

– Он мне сказал.

– А он говорил вам, что он делал для “Сендеро”?

– Кое-что говорил. – Слабая улыбка мелькнула на ее губах и исчезла. – Когда мы пили вместе.

– А вы знали про похищение? Это во всех газетах было. Долорес покачала головой:

– Я не читаю газеты. Они ведь все врут.

– А Баудельо последнее время уезжал из Лимы? Она усиленно закивала.

– Надолго уезжал. Я по нему скучала. – Помолчала и добавила:

– Он мне звонил из Америки.

– Да, мы знаем. – “Все сходится, – подумал Партридж. – Баудельо, безусловно, присутствовал при похищении”. – А когда он вернулся?

Долорес подумала, прежде чем ответить.

– Да с неделю будет. Так он был рад… Но боялся, что его убьют.

– А он сказал почему? Долорес немного подумала.

– По-моему, я что-то такое слышала. Насчет того, что слишком много он знает. – И она заплакала. – Мы ведь так давно вместе. Что же я теперь делать-то буду?

Оставалось выяснить еще один важный вопрос. Партридж намеренно медлил задавать его и чуть ли не со страхом задал сейчас.

– После того как Баудельо прилетел из Америки и до того, как вернулся сюда, он нигде больше не был? Долорес кивком дала понять, что был.

– Он не говорил, где именно?

– Говорил. В Нуэва-Эсперансе.

Партридж с трудом мог поверить своему неожиданному везению. Дрожащими руками он стал переворачивать страницы своего блокнота в поисках того интервью с Сесаром Асеведо и со списком мест, куда “Сендеро луминосо” не пускала католиков-медиков. И он увидел это название – Нуэва-Эсперанса.

Узнал? Наконец-то он знает, где содержат Джессику, Никки и Энгуса Слоунов.

Все-таки Партридж прежде всего был телекорреспондентом, и он принялся обсуждать с Ритой, Минем и О'Харой, что следует тут заснять: Долорес, ее квартиру и дом снаружи. Все они уже находились тут – остальных троих привел Томас. Партридж попросил сделать крупный план медицинских дипломов и письма из Массачусетса, отправлявшего Госсейджа, то есть Баудельо, на свалку медицинской профессии. Бывший доктор уже лежал в могиле, но Партридж хотел навеки зафиксировать ту подлость, которую он совершил в отношении семьи Слоуна.

Однако, хотя Баудельо и сыграл важную роль в похищении, Партридж понимал, что обнародование этой информации сейчас было бы ошибкой, так как ею обладала пока только группа Си-би-эй. Но он хотел, чтобы та часть истории, которая связана с Баудельо, была заранее готова и, когда настанет время, ею можно было воспользоваться в любую минуту.

Долорес была снята крупным планом – ее голос, звучавший по-испански, будет потом замикширован, и вместо него пойдет перевод. Когда съемка и запись были окончены, Фернандес сказал Партриджу:

– Она напоминает вам, что вы обещали ей деньги. Партридж поговорил с Ритой, и та выдала тысячу долларов. В данных обстоятельствах плата была щедрой, но Долорес открыла перед ними существенный просвет, а кроме того, Партриджу и Рите было жаль ее, и они верили, что она ничего не знала о похищении, несмотря на свою связь с Баудельо.

– Пожалуйста, растолкуй ей, – сказала Рита Фернандесу, – что Си-би-эй не платит за появление в “Новостях”, поэтому деньги мы ей дали за использование ее квартиры и за информацию. – Это была, конечно, семантическая уловка, позволявшая телестанции делать то, что она не должна была делать, но Нью-Йорку нравилось, когда выпускающие поступали таким образом.

Судя по тому, как благодарила Долорес, она не поняла сделанного ей разъяснения, да ее это и мало заботило. Партридж был уверен, что, как только они уйдут, пустая бутылка из-под джина будет быстро заменена полной.

Теперь Партридж уже мог продумать главное – как провести побыстрее спасательную экспедицию в Нуэва-Эсперансу. Намечая план действий, он разволновался – любовь к борьбе и опасности вновь проснулась в нем, горяча кровь.

Кроуфорда Слоуна каждый день тянуло позвонить Партриджу в Перу и спросить: “Есть что новое?” Но он сдерживался, понимая, что малейшая новость в развитии событий тотчас будет ему сообщена. А кроме того, он понимал, что не надо дергать Партриджа: пусть делает все, как считает нужным. Слоун по-прежнему доверял Партриджу больше, чем любому другому, кого могли послать с этой миссией в Перу.

Была и еще одна причина, удерживавшая Слоуна от звонка: Гарри Партридж, понимая его состояние, звонил ему домой каждый вечер или рано утром и сообщал, в чем удалось продвинуться, а в чем – нет.

Со времени последнего звонка из Перу прошло, правда, несколько дней, но Кроуфорд Слоун, хоть и огорчался, решил, что, видимо, Партриджу нечего сообщить.

И был не прав.

Слоун не знал, да и не мог знать, что Партридж решил прекратить всякую связь с Нью-Йорком, будь то по телефону, через сателлит или письменно, так как после интервью с генералом Ортисом, во время которого начальник полиции по борьбе с терроризмом дал ясно понять, что за передвижениями Партриджа ведется наблюдение, он не был уверен, что его телефоны не прослушиваются, а возможно, даже и почта просматривается. Передачу же через сателлит мог увидеть кто угодно при наличии нужного оборудования, а пользование другими телефонами все равно не гарантировало секретности разговора.