– Ты наверняка остолбенел, когда, сидя в засаде, обнаружил там Клоринду.

Льето невольно подумал, что Альберик задает слишком интимный вопрос, особенно учитывая количество слушателей. Однако Танкред ответил на удивление спокойным тоном.

– В первый момент – конечно. Когда я узнал ее экзоскелет на моем ИЛСе, я чуть было все не бросил. И даже предложил своему заместителю, вождю воинов Ук’уконаку, взять командование на себя. Но этот чертов упрямец наотрез отказался. Наверняка решил, что я слишком чувствителен для военачальника! Так что я держался как мог. Честно говоря, пока я спускался к ней, у меня в голове вертелась единственная мысль: какое везение, что я утром побрился, и, по крайней мере, хоть не похож на пещерного человека!

Все расхохотались. Каждый радовался за Танкреда, видя, что тот начинает отходить от своей мучительной истории с итальянской амазонкой. Льето ограничился улыбкой. Он уже понял, что равнодушие, которым его экс-лейтенант отгораживался в последние месяцы, когда речь заходила на эту тему, было лишь фасадом, выражением вежливости по отношению к тем, кого он не хотел обременять своим отчаянием.

Но он-то, Льето, его верный друг, прекрасно знал, насколько тяжелой стала эта неожиданная встреча для Танкреда. И был уверен, что Альберик, который не меньше его самого беспокоился за Танкреда, тоже подозревал нечто подобное. Наверное, он надеялся, что, спросив при посторонних и дав другу возможность отшутиться, поможет тому побороть боль. Льето понимал намерения бесшипника, хоть и полагал, что попытка обречена на провал.

Ведь он сам был там в день засады. И видел невыносимое страдание в глазах Танкреда. Он с такой точностью представлял, какие мысли мелькали в голове друга, как если бы был телепатом. Он догадывался, какая чудовищная дилемма раздирает Танкреда – выбор между необходимостью довести операцию до конца и катастрофой, какой это окажется для Клоринды. Ведь он не только предал свою любовь и покинул ее, но теперь еще и разрушил ее карьеру! Уже одно то, что он увидел ее, невыносимо бередило рану, но все вместе превращалось в кошмар. Он становился могильщиком всех ее будущих надежд. Разбив их любовь, теперь он разрушал ее профессиональную жизнь.

Пока стихал смех, Льето встретился взглядом с Юс’суром и понял, что не он один догадывается о затаенной тоске Танкреда.

Молчавший уже некоторое время Предок в мерцающем свете свечей казался еще старее. Наконец он поднял голову и заговорил.

– У меня есть один вопрос, – медленно подумал он, обращаясь ко всем сразу.

Как и всякий раз, когда Предок решал высказаться, на нем мгновенно сосредоточилось всеобщее внимание. Юс’сур был так стар, владел таким знанием и тайнами, что все, люди или атамиды, всегда ловили каждое его слово.

– Мы, атамиды, знаем, почему люди хотят нашу планету. Мы знаем это уже давно. Вынужденные бежать со своей Земли, которую они сделали непригодной для жизни, люди захотели завладеть этой, – он сделал жест рукой, обведя им зал и, в широком смысле, всю планету, – для чего им необходимо истребить мой народ. Ситуация простая и вполне понятная.

Описанное столь прозаически, существующее положение дел от этого выглядело еще ужаснее и абсурднее. Опустив глаза, Льето подбирал со стола хлебные крошки. Как и все присутствующие люди, он чувствовал себя неловко. Хотя с присущей ему всем известной деликатностью Юс’сур специально говорил «они», а не «вы», имея в виду людей-захватчиков, все, вольно или невольно посодействовав этой войне, частично ощутили и свою ответственность, а то и соучастие.

– Однако, – продолжал почтенный Предок, – мы, атамиды, никак не можем понять, как, а главное, почему человеческие существа могли разрушить свой собственный мир до такой степени, что им пришлось искать новый. Если в столь поздний час я не слишком многого прошу, не могли бы вы просветить меня, старика?

Поскольку никто не решался взять на себя краткое изложение истории, Льето, сам не понимая почему, вдруг расхрабрился и, к собственному удивлению, принялся отвечать Юс’суру.

– На Земле… была война. Это что касается того, как. Война разрушила все на нашей планете и сделала ее непригодной для обитания. А вот что касается почему… тут все дело… хм, в недостатке веры. В ту эпоху земные народы были по большей части неверующими, мирянами, а то и откровенно антиклерикалами. Люди жили в мире, где религия была загнана в глубину пустых и обветшалых церквей. Никто больше не подчинялся, хм… ни малейшим моральным ограничениям, все отныне искали только сиюминутных удовольствий, не заботясь о своей душе и…

Льето вдруг осознал, что он в тупике. Эти заученные речи, которыми его пичкали всю жизнь, после изобличений того самого Юс’сура, которому он сейчас отвечал, звучали на редкость фальшиво. Но такова была единственная версия событий, которую он знал, а потому он все более неуверенно продолжал:

– Без морального и духовного маяка, коим является вера, в мире начала править экономика. Новой западной религией стала прибыль, хм, бедные страны… погрязли в фундаментализме различных… еретических культов. Все это завершилось… развязыванием ужасной войны, ядерным и бактериологическим холокостом, посланным Господом Искупителем… – голос огромного фламандца превратился в едва слышный лепет, – из пепла которого вышла Новая христианская империя. С тех пор… каждый знает, что человеческое общество не может обойтись без веры и что… э-э… только религия обеспечивает прочный мир и…

В конце концов он умолк, настолько смущенный, что, не решаясь поднять голову, принялся разглядывать горку хлебных крошек, которую собрал перед собой на столе.

– Разумеется, все это не имеет ничего общего с правдой.

Это высказалась Клотильда. Несмотря на дружеские чувства к Льето, ей не удалось скрыть в голосе нотки презрения, которое внушал ей подобный взгляд на историю.

– Ты действительно думаешь, что можно столь поверхностно объяснить случившееся? Ты правда уверен, что о случившемся больше нечего сказать?

В голосе молодой женщины прозвучала несвойственная ей жесткость. Все беглецы знали о ее особом интересе к истории, так что никто не удивился, когда она вмешалась.

– Не знаю, – хрипло буркнул Льето. – Так нас учили в школе…

Клотильда долго смотрела на солдата, потом как будто смягчилась и покачала головой, словно отвечая на собственные мысли.

– Я понимаю, Льето. Будущим солдатам не читают курс объективной истории. Как будто это последнее, что может понадобиться солдату. Для наших властей история не наука, а политический инструмент. Но я немедленно исправлю это заблуждение.

Сидящий справа от нее Альберик вперил взгляд в пустоту и выглядел явно смущенным неожиданной резкостью своей подруги, однако не попытался ее прервать. В конце концов, Льето был не единственным, кто имел весьма расплывчатое представление о том периоде. Клотильда опустошила свой стакан.

– Так… С чего бы начать? Скажем, где-то с середины двадцать первого века. В то время, устав от войн и варварства, в которые человечество испокон веку погружалось с удивительной регулярностью, если не с порочной готовностью, народы Земли предприняли робкие попытки собраться под единым знаменем, я бы сказала, направить свои взгляды в одну сторону.