Деникинскую армию часто обвиняли и в грабежах. Да, грабежи были, особенно характерные для горских и казачьих частей. Председатель терского Круга Губарев, в перерыве между сессиями ушедший в полк рядовым бойцом, чтобы лучше узнать казачьи нужды, докладывал: "Конечно, посылать обмундирование не стоит. Они десять раз уже переоделись. Возвращается казак с похода нагруженный так, что ни его, ни лошади не видать. А на другой день идет в поход опять в одной рваной черкеске".

Некоторые командиры смотрели на подобные действия подчиненных сквозь пальцы. Например, при взятии Екатеринослава казаки Шкуро и Ирманова крупно пошарили по магазинам. 3. Арбатов пишет, что, когда к Ирманову направилась делегация, жалуясь на грабежи его бойцов, "он удивленно, старчески дряхлым голосом произнес: "Да неужели? Вот канальи!" — и по лицу его скользнула счастливая отеческая улыбка".

Однако рядом можно привести другую цитату — советского писателя Фурманова из романа "Чапаев".

"Грабежи во время вступления войск в населенные пункты, видимо, явление неизбежное, и это Федор многократно впоследствии имел возможность наблюдать как на своих, на красноармейских частях, так и на войсках врага. Это — нечто стихийное, с чем трудно бороться, что в корне уничтожить немыслимо, пока существует война. Это свойственно бойцу наших дней по природе всей его взвинченной, специфически военной, разрушительной психологии. Военные грабежи пропадут только с войной".

Упоминаний о красных грабежах полным-полно и в большевистских приказах по Южному фронту.

Можно назвать и объективные факторы, способствующие распространению этой пагубы. Неустройство тыла, плохое снабжение — как из-за общей нехватки тех или иных запасов, так и из-за плохой работы транспорта. В результате части вынуждены были переходить на «самоснабжение». За войсками шли целые составы поездов, которые полки нагружали «своим» имуществом. Про запас. Надежда получить что-то из тыла была слабой.

Возможно, ошибкой Деникина и Особого Совещания было непризнание хождения советских денег. По сути, они представляли собой ничего не стоящие бумажки печатные станки Совдепии работали на полную мощность. Поскольку думали и о будущем России, то решили, что допуск в обращение таких денег поведет страну к банкротству. Но собственная, Ростовская экспедиция имела малую производительность. Организовывалось еще несколько экспедиций — они вошли в строй лишь к концу 1919 г. Дензнаков катастрофически не хватало, что не давало возможности поднять людям жалованье в соответствии с темпами инфляции. Председатель Особого Совещания ген. Лукомский вспоминает, как один из губернаторов жаловался ему, что не может принять к столу вызванных к себе по делам службы лиц. Да и сам Лукомский едва сводил концы с концами, хотя уже не держал прислуги — и готовили еду, и стирали жена с дочерью. На фронте нехватка денег отражалась особенно болезненно. Жалованье задерживалось по два-три месяца. А когда приходило, его не хватало — главным образом в освобождаемых районах, где цены были взвинчены не белогвардейской, а более высокой, советской инфляцией. Вместо покупки необходимых продуктов части вынуждены были прибегать к реквизициям. А от разрешения реквизиций один шаг до грабежей, тем более что с новыми пополнениями в армию попадали преступные и разложившиеся элементы из числа бывших пленных, перебежчиков, дезертиров.

Естественно, деникинское командование решительно боролось с грабежами. Были изданы суровые законы, отдавались соответствующие приказы на всех уровнях. Для расследования посылались комиссии с чрезвычайными полномочиями. Хотя полностью обуздать такое зло в хаосе гражданской воины было невозможно. Можно опять же сослаться, что этого не смогли сделать даже красные, не стеснявшие себя законами и расследованиями. И еще одну причину "деникинских грабежей" мы находим в разведсводке штаба 1-го корпуса № 02743 от 29.5.19 о действиях советских частей: "Иногда целые команды, нашив погоны, устраивали поголовные грабежи и погромы. Подстрекателями обычно были комиссары". Автор работы "Красная армия на Южном фронте" Н. Критский подтверждает: "У многих пленных кавалеристов находили в карманах корниловские погоны".

Крупным недостатком деникинского правительства принято считать то, что оно не провело в жизнь земельной реформы. Аграрное законодательство им разрабатывалось. Согласно указаниям Деникина, в основу должно было лечь укрепление мелких и средних хозяйств за счет казенных и помещичьих земель — в каждой местности должен был определяться максимальный размер земли, остающейся в руках прежних владельцев, излишки переходили малоземельным. Но, как уже отмечалось, подчинение Колчаку отодвинуло этот вопрос, и в силу вступил временный колчаковский закон, предписывающий до Учредительного Собрания сохранение земли за теми владельцами, в чьих руках она фактически находится. Лишь к осени 19-го года правительство Юга вернулось к аграрному вопросу. Довести его решение до конца оно не успело. Уж больно сложные проблемы оказались в нем завязаны. Скажем, отчуждение земли касалось права собственности — одной из основ возрождения государственного порядка. Да и с экономической точки зрения многие помещичьи хозяйства Юга были высокопродуктивными, современными предприятиями, использующими новейшую технику. Нужно было думать, как не разрушить их.

Имелись и случаи, когда прежние владельцы возвращались на освобожденную территорию и, пользуясь сочувствием местных властей и командиров, силой возвращали свою землю, скот и инвентарь, начинали взыскивать убытки, сводить счеты за разорение и прежние унижения. Деникин такие попытки резко пресек. В приказе от 22.6.19 он запретил войскам вмешиваться в имущественные конфликты и писал:

"Власти обязаны в переходное время, впредь до установления законного порядка, предупреждать всякие новые очевидные захваты прав, не разрешая прежних споров и не допуская насилия с чьей бы то ни было стороны и во имя чего бы оно ни делалось. Урегулирование этого вопроса принадлежит законодательной власти. Насильников, как с той, так и с другой стороны, будут привлекать к суду".

Так что обобщение подобных инцидентов и широкое распространение слухов, что белые отбирают у крестьян землю и наказывают за ее прежний захват, следует всецело приписать успехам красной пропаганды.

Ей же принадлежит обвинение Деникина в "продаже России иностранцам" и "торговле русскими интересами". Учитывая реальные факты, оно выглядит совершенно беспочвенным. К русским интересам он относился с болезненной щепетильностью и ни на какие уступки в этом плане не шел. Он вынужден был, правда, признать де-факто самостоятельность окраинных государств, и то с оговоркой — "ведущих борьбу с большевиками". Но против признания полной самостоятельности Украины и казачьих областей однозначно высказывались и Деникин, и Особое Совещание. Для данных образований допускалась лишь широкая автономия. Он не пошел на поводу Польши, домогавшейся значительных территориальных уступок, протестовал против политики полонизации и гонений на православную церковь в оккупированных ею областях. А на предложение Особого Совещания заинтересовать иностранцев выгодными концессиями Деникин ответил:

"Невзирая на тяжелое положение, нельзя допускать ничего, имеющего характер мирной оккупации и исключительного управления нашей торговлей и транспортом. По вопросу о концессиях — не согласен, так как заинтересованность варягов и без того велика."