Интересно, считал ли он, что ему улыбнулась удача?

В черноте прозвучал еще один рев.

Уже ближе.

– Центурион? – спросил один из его солдат. – Что это?

Альберий остановился, всматриваясь в темноту. Громко крикнул через полки:

– Гракх? Бельчино? Докладывайте!

– Никаких следов, сэр!

– Ничего, сэр!

Еще один рев. Звук приближения чего-то тяжелого.

Уже ближе.

Славный центурион выглядел уже обеспокоенным. Сомнения начали преодолевать первоначальный пыл. И только он открыл рот, как раздались тихие шаги, подул легкий ветерок, а затем нахлынула мучительная боль. Он обернулся и увидел, что один из его легионеров тянется к колотой ране в спине. На него смотрела невысокая черноволосая девчонка в маске из запекшейся крови.

– Доброй вам перемены, центурион, – поздоровалась она.

– Она здесь! – крикнул Альберий.

Девушка улыбнулась, легонько бросив что-то ему в грудь.

– Мой подарок вам.

Центурион поднял щит и отмахнулся от предмета. Затем понял, что это была какая-то старая книга – пыльная и в кожаном переплете: обложка частично оторвалась, и десяток страниц разлетелись по полу. Книга проехалась дальше, все больше растрепываясь.

– …Как неразумно… – донесся шепот.

– Убейте эту еб…

Что-то вздыбилось над верхушками полок. Что-то огромное, чудовищное и со множеством голов – морды, похожие на обрубки, плотная кожа и челюсти, полные зубов. Люминаты закричали – к их чести, не от испуга, а чтобы предупредить, – подняли крошечные щиты и зубочистки и призвали своих приятелей с других рядов. А затем Нечто рвануло, хватая центуриона Альберия этими многочисленными зубами, и замотало его, как собака с особо печальной и кровоточащей косточкой.

Солдаты прибежали с ревом. Солдаты убежали с воплем. Над полками возникли другие Нечто, гигантские и незрячие, щелкающие челюстями и рычащие, разрывающие крошечных людишек на кусочки, при этом не тревожа ни единой страницы книг.

Мия вышла из теней мезонина и подошла к балюстраде. Встала вместе со стариком, чья спина была сгорблена в форме вопросительного знака, облокотилась на перила и начала смотреть представление.

– Девушка со своей историей, – улыбнулся Элиус.

– Так поговаривают.

– Покурим?

– Может, позже.

И она ушла.

Мия прокралась в Зал Истин и обнаружила, что там пусто. На стенах из зеленого стекла мерцал слабый свет. Но, осторожно взломав замок и покопавшись в ящиках стола Паукогубицы, она нашла их – три мешочка с чудно-стеклом. Большинство ониксовых сфер были уже использованы, но мешочки с жемчужинами и рубинами оказались почти полными. Два мешочка с «синкопой» и аркимическим огнем Паукогубицы.

«Сойдет».

Дальше Мия направилась в Зал Песен, остановившись лишь для того, чтобы тихо убить еще двух люминатов, дежуривших в Зале Надгробных Речей. Она быстро прошла мимо безымянных могил, пытаясь не представлять Трика в одной из них. Превращая скорбь в своей груди в ярость. На полпути по лестнице девушка нашла тела мертвых Десниц, забитых насмерть дубинками. У вершины обнаружила еще с десяток покойников, среди которых были Марцелл и Петрус – широко распахнутые глаза уже ничего не видели.

Нет времени помолиться.

Нет времени позаботиться.

Мия ворвалась в Зал Солиса и натянула тяжелую кожаную тренировочную безрукавку поверх мокрой от крови рубашки. Затем порылась на стеллажах и напихала в сапоги кинжалы, спрятала острый гладиус за пояс, надела патронташ с метательными ножами через грудь и арбалет с колчаном на спину.

– Зубы Пасти…

Мия развернулась на шепот, держа арбалет наготове, когда тени вокруг нее затрепетали. И там, на вершине лестницы, увидела людей в черных мантиях – около полудюжины. Среди них мелькнули рыжие короткие волосы, симпатичное лицо и зеленые охотничьи глаза.

– …Джессамина?

– Корвере, – прошипела девушка. – Что, ради Матери, ты здесь делаешь?

Через группу протолкнулась женщина с закрытым тканью лицом – в ее глазах читалась улыбка.

– Наив рада ее видеть, – сказала она.

– Слава Богине, ты цела!

Мия пересекла зал и обвила руками женщину. Но Наив вздрогнула от ее объятий и со стоном отпрянула. Осмотревшись, Мия поняла, что большинство в группе были ранены; рана над глазом Джессамины сочилась кровью, ее рука была в наспех сделанной повязке, другие тоже прижимали сломанные запястья или ребра. Наив тяжело дышала, держась за бок.

– Что произошло? Ты в порядке?

– Эти ублюдки явились как гром среди ясного неба. – Джессамина скривилась, глаза были красными от крови. – Без предупреждения. Убили каждого Десницу и аколита, каких только смогли найти. Как, бездна их побери, они попали внутрь? Где Духовенство?

– Скорее всего, уже в цепях, – сказала Мия. – Эшлин с Осриком предали нас. Отравили банкет в честь посвящения. Убили Тр…

Мия прикусила язык. Помотала головой.

– Эшлин? – выдохнула Джессамина. – Осрик? Но они же чистокровные последователи!

– Это месть за их отца, – Мия покачала головой. – Не суть. Здесь судья Рем с двумя центуриями. Они схватили лорда Кассия и Духовенство. Хотят забрать их в Годсгрейв для пыток и казни.

– Тогда они идиоты, если решили бросить вызов последователям Наи в ее же доме. – Наив повернулась к другим Десницам. – Берите оружие. Клинки и луки.

– Хочешь, чтобы я боролась вместе с ней? – Джессамина с ненавистью посмотрела на Мию. – После того, как она убила Диамо? Да ни в жизнь!

– Мы должны сплотиться ради общего блага.

– Я не буду биться бок о бок с этой сукой!

– У нас нет времени на эту херню, Джесс, – сказала Мия. – Мы говорим о судье Марке Реме. Он помог пресечь Восстание Царетворцев. Скорее всего, он топтался по черепу твоего отца каждую перемену на протяжении шести лет, поднимаясь в Сенатский Дом. Все дерьмо, которое ты на меня вылила? Вся твоя ненависть? Вот мужчина, который действительно заслуживает попробовать ее на вкус.

Девушка всмотрелась Мие в глаза, явно вспоминая смерть Диамо. Секунды, которых у них не было, струились в песочных часах. Ненависть к Мие боролась с ненавистью к тем, кто уничтожил ее семью. Но правда заключалась в том, что на самом деле они с Джесс были сделаны из одного материала. Обе сироты Восстания Царетворцев. Обе лишились семьи. Объединенные такой связью, которую может выковать только ненависть.

В конечном итоге у нее был только один выбор.

– Так что мы будем делать?