настолько вкусно, что пятьсот-восемьсот граммов мяса проглатываешь, даже не заметив, к тому же баранина не воняет, она приобретает запах после того, как переварится, твоя кровь смешивается с бараньей, отчего и получается такой запах, который потом чувствуется у тебя промеж ног и под мышками, а когда я буду лизать тебя и твой клитор, твои выделения будут пропитаны этим запахом, им будет благоухать вся комната“, – так я ей говорил, а девчонка была уже вся под кайфом от выкуренного ею гашиша, ведь курила она в первый раз, и она так и сидела, высунув язык, как ребенок, способная только на то, чтобы качать головой из стороны в сторону, и тогда я отошел от машины и стал удаляться по лабиринту, а ведь уже начинало темнеть, Рейко, а монахини стали предупреждать меня об опасности, но я сказал им в ответ: „Все нормально, не беспокойтесь, я умею себя вести в таких местах“; я нормально себя чувствую, когда гуляю в подобных местах, а тем более если еще и один, когда идешь по кварталу с плохой репутацией, не следует идти, засунув руки в карманы, нужно помнить, что ты находишься за границей, что ты иностранец, не надо напускать на себя слишком гордый и самоуверенный вид, но не следует и показывать, что боишься, это как две стороны одной медали. Нужно идти, будучи начеку, и получать от этого удовольствие; и я пошел в сторону мечети, что стояла на вершине холма в розовом закатном свете, навстречу мне попадались самые разные люди, собаки, птицы, а вдали неясно обозначалась светлая линия горизонта, и вдруг свет Корана воссиял в небе, и все шумы и голоса вокруг были от него… Тем вечером, как обычно, перед обедом я принял всего одну дорожку кокаина, а та девица, впервые попробовав кокса, разлеглась в мазохистской позе, на ее лице читался стыд, казалось, оно говорило: „Мне грустно, я не умею играть на разнице двух желаний“, и ты, Рейко, ты всегда была такой же; в такси, что мчалось сквозь ночь, она высунула голову в окно и запела гимн своей школы, она была красавица, она прекрасно выглядела, но, по-моему, в школе у нее никогда не было друга, ибо она была по-настоящему чокнутой, если бы она родилась где-нибудь в Южной Америке, она бы обязательно стала звездой; перед тем как отправиться в ресторан, я смотрел по телевизору прибытие Жискар д’Эстена в Рабат, а она улеглась у моих ног, обхватила их руками и начала их лизать, лизать от колен, она была раздета, совсем голая, но я не просил ее раздеваться, но, поскольку она была с приветом, я позволил ей делать с моими пальцами все, что она захочет, и она засунула их себе в рот, а это было еще до моего знакомства с Кейко, и она сосала пальцы у меня на ногах в течение двух часов, экран телевизора испускал зеленый свет, и, любуясь на ее зеленые ляжки и задницу, я захотел услышать от нее „нет“, но так как это был ее первый опыт с кокаином, вся ее кровь была отравлена ядом мазохизма, и она сосала мои пальцы, словно собака, нашедшая кость, вот тогда мне захотелось, чтобы она сказала „нет“, но я понимал: чтобы заставить ее это сделать, мне понадобилась бы помощница; каждый раз, когда я рассказывал эту историю Кейко, та возбуждалась как бешеная, и именно поэтому она привела тебя, Рейко, я помню, помню, как однажды, когда ты брала у меня в рот, Кейко вставила тебе в задницу тюбик губной помады, а ты помнишь? это случилось спустя некоторое время после нашей первой встречи, помнишь? Я еще ничего не знал о тебе, я считал тебя обыкновенной девицей, вероятно, с примесью мазо, приехавшей из деревни, чтобы попытаться получить роль в музыкальной и немного эротической комедии, у тебя всего-то и было, что приятная мордашка и красивое тело, ты говорила о сложных вещах, читала умные книжки и неправильно употребляла вычитанные оттуда понятия, и все-таки я заметил, что у тебя есть некоторые способности, и сначала, даже когда ты ничего не говорила, мне казалось, что ты самая настоящая оторва, но сдержанная, осторожная, конечно, это возбуждало во мне любопытство и мне захотелось поэкспериментировать, мне хотелось услышать твой голос, когда ты закричишь „нет!“; ну так вот, ты начала сосать мой член, а я велел тебе не останавливаться, что бы ни произошло, и ты согласно кивнула, не выпуская, правда, член изо рта, помнишь? а Кейко это рассмешило, и она двумя руками раздвинула тебе ягодицы и твое влагалище так, чтобы мне было хорошо их видно в зеркало, Кейко ведь настоящий гений, когда дело касается зеркал; как и было задумано, Кейко смазала твою дырку маслом и ввела туда анальный вибратор, но у нее возникла идея использовать в этом качестве губную помаду „Шанель“, как она заметила, задница у тебя была маленькая и славненькая, как у младенца… Рейко, ты ведь сильная и умная девушка, может быть, ты об этом забыла, но ты так и не произнесла „нет“, ты говорила мне очень тихо, так, чтобы только я мог тебя слышать: „Учитель, велите ей остановиться, учитель, пожалуйста, скажите Кейко, чтобы она прекратила“, все повторяла и повторяла ты; разумеется, Кейко все было отлично слышно, и все твои „скажите, чтобы она прекратила, велите Кейко остановиться“ очень смешили ее, она прямо наслаждалась этим, правой рукой она вкручивала тебе в зад губную помаду, а левой поворачивала маленькое зеркальце так, чтобы показать мне твой анус, весь красный от помады, время от времени она прикладывала зеркальце к своей промежности и ерзала по нему, и вплоть до сегодняшнего дня наши развлечения втроем, с тобой и с Кейко, остаются для меня самыми памятными, даже более памятными, чем только с тобой одной или только с Кейко, и даже больше, чем со всеми прежними девушками, хотя я и приводил их к себе по пять-шесть; все равно то, что было между нами троими, возбуждает меня больше всего и не идет ни в какое сравнение, между нами никогда не было этих сопливых сантиментов, это было больше, чем просто обнаженные тела и половые органы, это было… да, это можно назвать устаревшим словом „моногатари“, то есть „сказ“, это самое прекрасное определение, самое прекрасное слово в нашем языке… моногатари… нет более романтичного слова, чем это, его можно произносить только шепотом, и сразу чувствуешь, как начинает вибрировать твое тело. Не так ли? Повтори за