На сборы времени почти не дали, сказали — надо выезжать немедленно. Не позволили даже в самых общих чертах ознакомиться с обстановкой в стране пребывания: «На месте все изучите». Брежнев на прощальной беседе посоветовал: «С выводами спешить не надо. Сначала хорошенько разберитесь в ситуации, познакомьтесь с жизнью — тогда и давайте свои оценки».

Следуя этому совету, Табеев ни одной телеграммы до конца 1979 года не подписал.

Новый посол вместе с женой прибыл в афганскую столицу 26 ноября и через несколько дней вручил Амину свои верительные грамоты.

Через день Табеев вновь посетил Амина, сообщив ему о том, что Москва дала согласие на официальный визит главы Афганистана в Советский Союз. Конечно, на самом-то деле Москва к тому времени уже вынесла Амину смертный приговор, но послу знать об этом не полагалось. Он добросовестно обсуждал с афганским руководителем детали его предстоящей поездки, график встреч, культурную программу.

Очень скоро Табеев понял, в каком трудном положении он оказался. Он ничего не знал о расколе в НДПА, прежде никогда не слышал ни о «хальке», ни о «парчаме», абсолютно не ориентировался в хитросплетениях личных взаимоотношений между афганскими руководителями, не догадывался о злодейском убийстве Тараки. А именно все это и определяло во многом общую ситуацию. Только в самом конце декабря Фикрят Ахметжанович узнает, что в Москве ждали своего часа афганские оппозиционеры — Кармаль, Гулябзой, Сарва-ри… Что планы по ликвидации Амина с конца лета вызревали на Лубянке и в Ясенево. Он узнает также еще очень много иного, составляющего суть афганской жизни, у него будет достаточно времени для этого[51].

Встречаясь с Амином, он старался не выходить за сугубо официальные рамки, держать дистанцию. И афганский руководитель тоже не спешил к сближению, присматривался. Только однажды не удержался от явной угрозы:

— Я надеюсь, вы извлечете правильные уроки из деятельности своего предшественника.

Табеев невозмутимо посмотрел с высоты своего немалого роста на генсека. Казалось, он вот-вот сорвется, скажет в ответ какую-нибудь резкость. Однако старая партийная выучка не подвела.

— Поживем — увидим, — скупо процедил он.

В один из ноябрьских дней оперуполномоченный управления КГБ по Орловской области старший лейтенант Валерий Курилов был вызван к генералу, начальнику управления. Вооб-ще-то, это противоречило принятым аппаратным правилам: генерал общался со своими замами, начальниками отделов, руководителями городских и районных подразделений. Не барское это дело — вызывать к себе какого-то младшего офицера. Но тут случай был особенный.

Задав Курилову пару дежурных вопросов, шеф протянул ему шифровку из Москвы, которая обязывала немедля командировать старшего лейтенанта в столицу на объект N «с последующим выездом в загранкомандировку сроком до полугода». Конечно, начальник управления хотел бы знать, куда и с какой целью направляется его сотрудник, но он был человек дисциплинированный, поэтому сумел подавить понятное любопытство, пожелал Курилову успеха и выразил надежду, что тот оправдает возложенное на него доверие руководства.

— Так точно! Не подведу, — скупо ответил Курилов, пожал протянутую ему руку и отправился в бухгалтерию — получать командировочные.

Он сразу понял, что предстоит возвращение в Афганистан. И опять не то чтобы с радостью, но с каким-то облегчением воспринял известие. Он уже ощутил магическую силу этой страны, необъяснимое притяжение тех событий, свидетелем и участником которых ему довелось стать летом.

Только одна проблема возникла у Курилова перед отъездом. Татьяна, жена, словно почуяв недоброе, решительно заявила: «Никуда ты не поедешь». И потом, поняв, что все равно не ослушается, поедет, до самого поезда замкнулась, почти не разговаривала с Валерой, обиделась[52].

На объекте в Балашихе, едва он зашел в отведенный для проживания спальный корпус, как сразу оказался среди своих «диверсантов», кого-то узнал по совместным занятиям, кто-то был из закончивших курсы раньше. Приехали ребята со всего Союза, все были возбуждены, наперебой предлагали выпить за встречу, громко обсуждали, куда их направят. То и дело звучало слово «Афганистан».

На следующий день начальник объекта полковник Бояринов подтвердил бойцам: «Летим в Афганистан. Всем быть на месте, за территорию не выходить, находиться в постоянной боевой готовности». Еще через день «диверсантов» посадили в автобус и повезли в Ясенево, в штаб-квартиру ПГУ, на инструктаж. Первый заместитель начальника разведки генерал Кирпиченко сказал им, что в Афганистане бойцы «Зенита» будут выполнять особую задачу государственной важности. Какую — это им сообщат позднее. Все зенитовцы были разбиты на отдельные группы. Та, в которую вошел Курилов, была усилена опытными офицерами-афганистами из ПГУ и сотрудниками военной контрразведки, а возглавил ее полковник Александр Титович Голубев — его тут же представили бойцам, и Валере он сразу понравился — спокойный, обстоятельный белорус. Щек не надувал, начальника из себя не строил, зато дал несколько дельных советов: что взять с собой, как одеться. «С таким можно идти в разведку», — решил про себя Курилов.

Ничего конкретного о том, что им предстоит, сказано не было, зато много говорилось о большой ответственности, о том, что зенитовцы должны оправдать доверие партии и правительства ну и все прочее в том же роде.

— И последнее, — генерал за столом президиума встал и строго оглядел зал. — Задание, которое вам предстоит выполнять, возможно, будет связано с риском для жизни. Поэтому мы комплектуем ваш отряд на сугубо добровольной основе. Я подчеркиваю, — генерал возвысил голос, — каждый может отказаться от участия в операции без каких-либо последствий для себя. Подумайте хорошенько. Трезво взвесьте свои силы, возможности, прикиньте последствия. Повторяю, руководство с пониманием отнесется к тем, кто по каким-то причинам сочтет для себя нежелательным командировку в Афганистан. Есть желающие отказаться?

В зале повисла напряженная тишина. Никто не поднял руки, не встал.

— Нет таких? — с явным облегчением закончил начальник. — Ну, тогда желаю всем удачи.

Через несколько дней отряд был переброшен вначале в Ташкент, где всех переодели в обычную солдатскую форму, а затем на авиабазу афганских ВВС в Баграм. По легенде зени-товцы Титыча (Голубева) были инженерно-технической группой, приданной в помощь отдельному отряду спецназа ГРУ, который позже войдет в историю как «мусульманский» батальон. Отряд уже давно был в Баграме.

— Так если вы саперы, то почему с вами никакого инженерного оборудования нет? — удивлялся спецназ.

— Довезут, — уверенно объяснял Титыч, который, в отличие от своих рядовых бойцов, имел на погонах сержантские нашивки. Иногда он куда-то надолго отлучался.