Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правда? Ты их видел? — Нина восторженно захлопала в ладоши, для чего ей пришлось убрать свои пальцы с его руки.
Витус почти пожалел, что передал привет.
— Они сюда приедут?
— Нет, они следуют в другом направлении.
— А что ж ты мне раньше об этом не сказал? — В голосе девушки послышался укор.
— Честно говоря, я совсем забыл.
— Расскажи мне о них поподробнее!
— Да, собственно, нечего рассказывать. Они, как и прежде, работают у Церутти. Майя недавно родила сына. Отец Эрнесто окрестил его и нарек именем Церро.
— Отец Эрнесто? — удивилась Нина.
— Это монах-августинец. Мы его тоже повстречали по дороге сюда и проделали вместе часть пути.
— Ох, Витус, расскажи все по порядку, я совсем запуталась. — Глаза Нины загорелись. — Это так увлекательно. — Она снова положила ладошку на его руку, и он с трудом подавил желание прикрыть эту ладошку своей ладонью.
— А как же урок медицины?
— Наверстаем в другой раз! — Она слегка сжала его руку.
Витус начал подробный рассказ.
— Сегодня я хочу совершить с тобой небольшую экскурсию в прошлое, — объявил Витус спустя два дня.
Он произнес это так таинственно, что Нину обуяло любопытство.
— Экскурсию в прошлое? — переспросила она. — Что ты имеешь в виду?
— Погоди немного. — Он рассортировал хирургические инструменты, вновь в большом количестве лежавшие на письменном столе, и в конце концов взял в руки два каутера в форме лопаточек. — Видишь ли ты какие-нибудь различия между этими двумя инструментами?
— Нет, а в чем дело? По-моему, они выглядят почти одинаково. Разве только один потемнее, а так вроде одинаковые.
— А как ты оцениваешь их возраст? — продолжал допытываться Витус.
Нина не понимала, к чему он клонит:
— Откуда мне знать? Может, год? Или два?
Витус улыбнулся: такого ответа он ожидал.
— Так вот, более светлый каутер сделан несколько лет тому назад, а другой гораздо раньше. Это инструмент эпохи Римской империи.
Нина взяла потемневший от времени каутер и с благоговением повертела его в руках.
— Римской империи? Никогда бы не поверила!
— И тем не менее, это так. Разница во времени их изготовления — полторы тысячи лет. А выглядят почти одинаково. Какой из этого можно сделать вывод?
— Хм… Что уже тогда врачи прижигали точно так же, как сейчас?
— Правильно. Более того, уже тогда оперировали точно так же, как сейчас. По крайней мере, в большинстве случаев.
— Невозможно себе представить! А откуда известно, что темный каутер такой древний? Ведь на нем же не написано?
Витус рассмеялся.
— Хороший вопрос, на который есть простой ответ. В ту эпоху древним римлянам принадлежал весь мир, в том числе и Европа, и, где бы они ни появлялись, они разбивали постоянные военные лагеря. Там, в свою очередь, непременно был госпиталь, так называемый valetudinarium. Иногда, если хорошо поискать, в таких госпиталях можно найти хорошо сохранившиеся старые инструменты.
— И много у тебя таких?
— Несколько. Правда, они принадлежат не мне, а монастырю, точнее, отцу Томасу. В былые времена он был страстным коллекционером. — Витус взял пару других инструментов. — Смотри, вот два скальпеля, которые почти ничем не отличаются друг от друга. Только ручки разные. У римского инструмента ручка плоская, как шпатель, — эта форма часто встречается, как и прямоугольная или круглая в поперечном сечении. Этим скальпелем, сделанным пятнадцать веков назад, я с таким же успехом мог бы оперировать заячью губу Гаго. Из чего можно заключить, что древние римляне уже производили подобные операции, как и многие другие.
Потрясенная Нина молчала.
— Кстати, как поживает Гаго? Близнецы рассказывали, что неплохо.
— Да, очень даже хорошо. — Она уже по привычке накрыла ладонью его руку. — Очень мило с твоей стороны, что ты о нем спрашиваешь. Он с каждым днем становится все более дерзким. У остальных тоже все хорошо, только мама меня иногда беспокоит. В последнее время она жалуется на боли в животе. Она считает, что это из-за климакса.
— Говоришь, из-за климакса? — Витус опять немного смутился, как всегда, когда Нина затрагивала такие темы, но взял себя в руки. — Если причина действительно в этом, то авраамово дерево иногда творит чудеса. Если будет хуже, скажи мне, и я проведаю ее. Кстати, вообще давно пора наведаться к вам в гости. Я уже почти две недели в Камподиосе и еще ни разу не показался. Магистр тоже ноет чуть не каждый день, что с удовольствием повидал бы своего старого друга Орантеса.
— Пусть тебя это не волнует, — успокоила его Нина, и нажим ее ладони опять усилился. — У нас сейчас дома все вверх дном: весной всегда особенно много работы. — На самом деле, не отдавая себе отчета, она боялась, что все заметят, как сильно ей нравится Витус, ну, что она в него… Впрочем, это никого не касалось. Дома она, во всяком случае, еще ни словечка о нем не сказала.
— Если ты так считаешь. — Он осторожно освободил свою руку. — У меня еще есть пары пинцетов, раневых крючков и зондов, которые тоже одинаково выглядят. Хочешь посмотреть?
— Да, с удовольствием, — ответила Нина. Голос ее, правда, звучал уже не так восторженно.
— Итак, мы подробно обсудили хирургические инструменты и учение о четырех соках, а сегодня займемся внутренними органами человека. Лучше всего, конечно, было бы, если бы мы находились в анатомическом театре какого-нибудь университета, ибо нет ничего нагляднее вскрытого трупа, — приступил Витус к очередному уроку.
— Понимаю, — вздохнула Нина, — но на самом деле я очень рада, что мне не надо расчленять мертвых.
Они опять сидели за большим столом в комнатке рядом с хранилищем рукописей; правда, на сей раз перед ними лежало несколько увесистых фолиантов, снабженных большим количеством иллюстраций.
— Благодаря этим многочисленным рисункам хорошо видно, как за последние двести лет углубились и расширились познания врачей и анатомов, — пояснил Витус, придвинув тяжелую книгу. — Вот смотри, здесь мы еще имеем дело с очень примитивным представлением об анатомическом строении человека. Сердце изображено не там, где надо, и имеет форму свеклы. Если бы не подпись COR, мы бы и не догадались, что это такое.
— А где же легкие? — поинтересовалась Нина.
— Легкие здесь напоминают шар и расположены вокруг сердца. Анатомический абсурд. Так же, как печень из пяти долей, которую ты можешь здесь увидеть. А почки и селезенка отсутствуют вовсе, равно как желчный пузырь и желудок. Такого человека никогда не существовало.
Отодвинув книгу в сторону, он взял другой трактат.