В Санкт-Марусин можно было попасть только с оказией вот почему. Своих пассажирских самолетов у Орландо не было, а пилоты других авиакомпаний лететь в Сонливию боялись. Никогда не известно было, выпустят ли сине-зеленый самолет обратно или оставят у себя, чтобы получить выкуп. Воздушное пиратство являлось важной статьей дохода атамана. И уж несколько лет ни один разумный человек не решался по собственной воле приземляться в Сонливии. Если же. в крайнем случае, какому-нибудь представителю Орландо нужно было срочно лететь в ЮНЕСКО или, скажем, на кинофестиваль в Канны, делалось это так: специально подготовленные группы захвата выезжали в одну из соседних стран, садились в пассажирский самолет, захватывали его в полете и, угрожая пилоту автоматами, велели ему лететь в Санкт-Марусин. Там на борт поднимался тот самый представитель, и пилот получал указание, куда лететь дальше. Все авиакомпании знали, что если в таких случаях послушно подчиняться приказам террористов, то последние ничего плохого не сделают. Поэтому к временным захватам самолетов авиакомпании относились как к чему-то неизбежному и отнюдь не самому страшному.

И действительно, как только пилот доставлял представителей Орландо в пункт назначения, так террористы, откланявшись, покидали самолет, и пассажиры свободно могли лететь по своему маршруту. Так осуществлялась воздушная связь Сонливии с остальным миром.

На этот раз атаман приказал захватить самолет покомфортабельней. И вскоре семья Петровых приземлилась на центральном аэродроме Санкт-Марусина.

У трапа Варвару встречал сам Орландо Орланьте. И вот, едва встретились взгляды атамана и буфетчицы, голова у Варьки закружилась, сердце затрепыхалось, в глазах замелькали разноцветные искры. Варька ахнула, ойкнула, вскрикнула и упала в объятия Орландо.

Да, да, непонятная скептикам и недоступная циникам любовь с первого взгляда вспыхнула между Орландо и Варварой, и долго еще дано было гореть ее высокому и разгоняющему тьму низких истин пламени.

Не разжимая объятий, атаман хрипло отдал приказ, и не успел еще капитан Петров сойти с трапа, как два дюжих террориста внесли его обратно в самолет и знаками дали понять пилоту, что он может убираться на все четыре стороны. Пассажиры облегченно вздохнули, авиалайнер незамедлительно взлетел и, унося растерянного капитана, стал стремительно набирать высоту.

— Извините, ради бога, где я? — выдохнула наконец Варвара, когда самолет с ее бывшим мужем растаял на горизонте.

— В Сонливии, мой амур Барбара, — ответил, тяжело дыша, атаман. — Миль пардон за то, что я отослал вашего мужа. Он бы только мешал нам, мой амур…

— Благодарю вас, мон ами, — прошептала буфетчица. Они снова слились в поцелуе, и даже рев маленького Орландо не мог прервать их железобетонных объятий.

Первое время прошло как в тумане. Незадачливый капитан уже успел вернуться на родину, отчитаться, вылететь с работы, устроиться на овощную базу, провороваться, получить срок и отбыть в Мордовскую АССР, а Варвара все еще обнималась да целовалась со своим Орландушкой. Ни разу у себя в стекляшке не видела она такого красавца-раскрасавца. И если б кто из подруг сказал ей, что такие бывают, она б все равно не поверила. Разве что только в кино или на обложке журнала «Советский Союз» — да и то навряд ли!

Неизвестно, каким образом влюбленные изъяснялись, но не зря говорят многоопытные французы да Варькина подруга Клашка, что язык любви не требует перевода. И вот, вероятно, на этом самом языке любви Варвара как-то утром с ревностью спросила:

— Что ты, Орлик, с атаманом Маруськой, как с писаной торбой, носишься? Что ты хорошего, извините, ради бога, в этой бабе нашел?.

— Да что ты, мон амур? Какая же Маруська баба? — удивился и даже обиделся Орлик.

— Ну не баба, извините, ради бога, а женщина…

— И вовсе не женщина — Маруська, — снова возразил Орландо.

— Не женщина? А кто же — невинная девица? — ехидно спросила Варвара.

— Маруська не девица! — строго поправил атаман. — Маруська — старый старик.

— Кто?!

— Дед. Дедушка с бородой.

— Да иди ты… — начала было буфетчица, но тут же запнулась и добавила: — Извините, ради бога! Благодарю вас!

— Ты не веришь? А ну-ка вставай! — и атаман рывком поднял Варвару с кровати и прямо в прозрачной ночной рубашке потащил по коридору. Попадавшаяся по дороге охрана деликатно отворачивалась, а Орландо ввел Варвару в свой кабинет, где за его столом на стене висел хорошо знакомый Варваре еще по Вечногорску портрет.

— Вот он! — торжественно сказал Орландо, показывая на портрет. — Вот он, атаман Маруська!

— Да какая же это Маруська? — поразилась Варвара. — Это же Маркс!

— Ну да, я так и говорю!

Туг буфетчица наконец все поняла и захохотала так, что охрана всполошилась и подняла тревогу.

Дело в том, что язык жителей Сонливии отличался одной особенностью: в нем не было гласных, ни одного гласного звука, только согласные. (В нм нблглснх звкв, тлк сглсн, — так бы, примерно, звучала в Сонливии последняя фраза.) И для атамана Орландо имя Маруськи (Мрск) звучало так же почти, как имя основоположника (Мркс). К этому надо добавить, что и об атамане, и об основоположнике он узнал одновременно от одного спившегося анархиста-эмигранта. При Николае Втором этот эмигрант был марксистом-аграрником, а при атамане Маруське министром воздухоплавания. Он-то и обучил Орландо началам политэкономии. И неудивительно, что в голове слаборазвитого Орландо произошла небольшая путаница (в глв слбрзвтг рлнд прзшл птнц), усугубленная отсутствием гласных, и в результате пышнобородая Маруська стала его идейным вдохновителем.

Так в первый раз Варвара обнаружила идейную несостоятельность Орландо. Кое-как ей удалось втолковать Президенту Сонливии, что Маруська — это одно, а Маркс, можно сказать, другое. Орландо подивился образованности своей возлюбленной, но просил о допущенной им ошибке никому не рассказывать. Так в народной памяти он и остался продолжателем дела атамана Маруськи. А между тем, постепенно приходя в себя после достойного легенд и стихотворных эпосов любовного потрясения, бывшая буфетчица стала озираться вокруг и с присущей советским людям зоркостью начала подмечать отдельные недостатки.

— А что это, Орлик, у тебя страна такая отсталая? — опросила однажды во время полуденной сиесты Варвара. — Разве так можно? Вот сделал бы ты свою страну передовой. тебе бы каждый спасибо сказал!

— Не лезь в политику, Варька! — лениво одернул ее атаман.

— Почему это не лезь? Что я, извините, ради бога, меньше других знаю, что ли? Слава богу, восемь классов отбарабанила, чуть в девятый не перешла!

Орландо, опершись на локоть, приподнялся и с новым интересом посмотрел на Барбару. Лично он, Президент Сонливии, окончил два класса церковно-приходской школы и к таким образованным людям, как его возлюбленная, относился с почтением. А Варвара училась все-таки в советской школе,